Горняк. Венок Майклу Удомо

Абрахамс Генри Питер

— Если для вас это веселая шутка, пошли лучше на совещание. Возможно, его превосходительство оценит ваш юмор.

— Ну, будет, будет, Смизерс…

«Какая наглость», — подумал начальник канцелярии.

Эндьюра продолжал:

— Чтобы править страной, надо владеть искусством управления. Хорошее правительство владеет им в совершенстве, и ему подчиняются. Сильное, уверенное в себе — одним словом, хорошее правительство знало бы, как поступить с Удомо, вместо того чтобы топтаться на месте.

— Вы, надо полагать, знали бы, как поступить с ним.

— Нам приходилось иметь

дело с такими, как он, задолго до того, как вы появились на сцене. По крайней мере, нашим дедам и прадедам приходилось.

— По всей вероятности, они обращались к помощи ядов и наемных убийц.

— Ну, что вы, Смизерс. Вы же лучше меня знаете, что правительство никогда никого не убивает. Оно только наказывает. Если же оно не в состоянии делать это, ему следует уступить место другому правительству. Собственно говоря, благоразумные правители обычно так и поступают.

— Что вы имеете в виду?

Улыбка сбежала с лица Эндьюры, насмешливые нотки в голосе исчезли.

— Но ведь это же очень просто. Как мне кажется, пришло время передать бразды правления в наши руки…

— Что! Как вы…

— Бросьте, Смизерс, к чему это благородное негодование. Мы с вами не первый день занимаемся политикой. Давайте смотреть фактам в лицо. Вы, как и я, отлично знаете, что мы вас сюда не звали. Вы завоевали нас. Мы покорились силе. И вы могли править нами, пока мы питали уважение к этой силе. Теперь многое изменилось. Ваше могущество идет на убыль. Отличительная черта нашего времени — крушение колониального строя. Вы и сами уже перестаете верить в собственную божественную миссию. Потому-то ваши губернаторы и становятся нерешительными, а народы во главе с какими-нибудь Удомо восстают против вас. И вы спрашиваете, что вам делать. Какого ответа вы ждете? — Он замолчал. Улыбка опять заиграла на губах, но глаза оставались холодными.

— Может, вы мне его дадите? — резко сказал Смизерс.

— Охотно! Я уже давно ждал подобную ситуацию. И дождался. Единственный выход — изменить конституцию и передать власть нам. Только мы сможем восстановить в стране спокойствие, нарушенное Удомо. Бесспорно, вы еще долго будете нужны нам, Смизерс. У вас знание дела и лучший в мире, честнейший правительственный аппарат. Мы были бы дураками, если бы отказались от него. Вы, вероятно, будете нужны нам по меньшей мере еще лет пятьдесят. Но восстановить порядок, не прибегая к насилию, можем только мы — люди, унаследовавшие власть от предков. Откровенно говоря, я не уверен, что даже самыми свирепыми полицейскими или военными мерами можно сейчас что-то сделать.

— Власти захотелось? — вскипел Смизерс.

— Да, конечно. Вам это не нравится? Тогда взвесьте второй вариант. И не забывайте, политика — это искусство отличать желаемое от возможного. Я говорю, разумеется, о людях разумных. Наш друг Удомо, не задумываясь, раздул бы пожар на всю страну. У нас с вами иные взгляды. Оба мы хотели бы, чтобы в стране восторжествовали закон и порядок, и как можно скорее.

— Но ведь вы сами не далее как сегодня утром призывали меня проявить твердость.

— Я еще не имел точного представления о размерах волнений. — Он тихонько рассмеялся.

— Но

ведь это шантаж!

— Разве? В таком случае оставим этот разговор.

Смизерс откинулся на спинку кресла и долго смотрел в угол комнаты.

«Думайте, думайте, господин начальник канцелярии, хорошенько думайте», — говорила улыбка Эндьюры.

Наконец Смизерс взглянул на него.

— Надо полагать, вы будете говорить об этом на совещании?

— Если не возражаете. Я надеялся, что скажете вы, но…

— Нас ждут, — оборвал его Смизерс.

У двери Эндьюра отступил в сторону, и Смизерс прошел вперед, в кабинет, где должно было состояться совещание исполнительного комитета.

К вечеру полиция получила первые сведения о том, что повсюду в городе читают газету с воззванием Удомо. Не в меру рьяный инспектор арестовал нескольких человек. Белое начальство, узнав об этом, пришло в ужас.

Сразу же после того, как были произведены аресты, два черных адвоката посетили Селину. Один из них сказал:

— В правилах печати ничего не говорится о чтении газет. Эти люди арестованы незаконно. Мы готовы защищать их — сделаем это для вас, для партии.

— Вы знаете про партию?

— Все знают. Мы хотим вступить в нее.

— Вечером приходите ко мне. Послушаете доктора Эдибхоя, Он второй после Удомо. Он говорит от имени Удомо, пока Удомо самому не дают говорить.

— Каким образом она проскочила? — спросил Джонс.

— Телеграфист оказался одним из них, сэр, — ответил африканец — агент службы безопасности.

— Из них? — переспросил Джонс.

Агент беспомощно пожал плечами. Джонс еще раз прочитал телеграмму.

«Лэнвуд, 36, Ридженси Мьюз, Лондон. Срочно.

Удомо арестован правила печати 11 (С) тчк всей стране волнения предайте гласности Эдибхой».

— Хорошо, — сказал Джонс.

Агент ушел. Джойс быстрыми шагами направился по коридору в кабинет Смизерса. Он вошел, не постучав, и швырнул телеграмму на стол начальника канцелярии. Смизерс отпустил помощника и стал читать.

— Ее успели передать?

— Да.

Смизерс схватил телефонную трубку.

— Дайте больницу… Завтра это будет во всех английских газетах. А в парламенте всегда найдутся дураки, которые рады поднять шум… Алло! Да! Смизерс. Вот что, у вас там работает некто Эдибхой… Да! Так вот он должен быть немедленно уволен, как бы высоко вы его ни ценили… Нет, пока не установлена… Да, всю ответственность беру на себя… Как обычно — подрывные действия. Замешан в деле Удомо.

— Это он организовал новую партию, — сказал Джонс.

— Джонс только что сказал мне, что новая партия— дело его рук… Нет, нет!.. Да, принимает скверный оборот. Только что звонил наш человек из провинции. Страна буквально наводнена этими проклятыми газетами… Хорошо. — Он положил трубку. Взглянул на Джонса. — Еще что-нибудь?

— Ходят слухи, что сегодня состоится митинг.

— А как с этими чтениями?

— Хорошую заварили кашу. Их адвокатам будет где развернуться. Чрезвычайного положения мы не объявляли, а наши люди действовали так, будто оно объявлено.