Город без людей
Шрифт:
По радио передавали последние известия.
«...В связи с тем, что двадцать корреспондентов... не были допущены в Кэсон, переговоры о перемирии пришлось прервать...»
«Интересно, где этот Кэсон? — подумал Сезаи. — Ну и местечки же есть на этом свете!»
Он потянулся, зевнул.
Когда диктор начал рассказывать о разногласиях в Иране из-за нефти, Сезаи уже громко похрапывал, растянувшись во весь рост на скамье.
Хаджи-ага, усадив перед собой горбатого хозяина кофейни, пространно разглагольствовал, приводя в порядок запутанные дела мира сего. Горбун твердо
Араб Исмаил с грохотом захлопнул крышку нард, которые за полчаса успели ему порядком надоесть. Глаза его от гнева готовы были выскочить из орбит.
— Ты мухлюешь с костями! — крикнул он в лицо своему партнеру, разносчику фруктов Аптюлляху.
— Кто? Я?!
— Нет, твой отец...
— Клянусь аллахом, не мухлюю.
— Мухлюешь!
— Вот чудак! Кости сами так идут.
— Ты, вахлак! Может ли четыре раза подряд само прийти «дюшеш» [101] ?
101
«Дюшеш» — двойная шестерка (перс.), наивыгоднейшее положение костей во время игры в нарды.
— Конечно, может. Просто мне везет.
— Везет? Что ты мелешь? Если бы тебе везло, ты бы не нищенствовал со дня рождения!
— Кто нищенствует?! Я честно занимаюсь торговлей.
— Посмотрите на это бревно! Он занимается торговлей! Твоя мать хнычет с утра до вечера, стараясь сбыть кому-нибудь две пачки шпилек.
— Пусть хнычет, и не только мать, даже отец, но я честный торговец. Лучше на себя посмотри. Чем заниматься грабежом у мечети Ениджами...
— Закрой глотку!
— А что ты сделаешь, если не закрою?
— Тогда я сам ее закрою.
— Да ну? Это тебе не калитка в саду «Арнавут»...
Раздался треск быстрой, как молния, оплеухи.
Играющие в «шестьдесят шесть» вскочили на ноги.
Гул голосов в кофеине мгновенно смолк. Послышались удары, пинки, грохот опрокидываемых стульев, звон бьющихся чашек... Так продолжалось около полминуты. Шум драки напоминал борьбу моторного бота с волнами в открытом море.
Как только дерущихся разняли, завсегдатаи кофейни, тотчас забыв о происшествии, расселись по своим местам.
Реджеб Ходжа опять взял в руки газету и принялся по складам читать детективный роман.
— «Е-е-ед-ва жен-щи-на от-кры-ла дверь...»
Мясник Селяхаттин нетерпеливо топнул ногой.
— Скорей читай, что дальше! Я лопну от любопытства.
Сын Каюма Ибрагим сказал, как бы самому себе:
— Опять нашего Хамди не видно.
— Зазнался...
— С чего бы это?
— Не может, чтобы хоть раз в неделю не появиться вечером на Бейоглу.
— Распутничает?
— Э, аллах его знает...
А в этот момент подручный пекаря Хамди, купив в кассе билет, входил в фойе кинотеатра «Атлас синемасы».
Девушки-билетерши предоставили его самому себе. Хамди непринужденно, вразвалочку прошел мимо кресел «люкс» и свернул налево к экрану.
Но как странно!.. Что
Хамди испуганно огляделся. Кресла «люкс» пустовали, а в передних рядах почти не было свободных мест. Пришлось повернуть назад. Не успел Хамди сесть в одно из кресел, как свет погас. На сцену вышли два полуголых человека, вытащили стол, взгромоздили на него пирамиду из скамеек и принялись выделывать всевозможные акробатические трюки.
Представление захватило Хамди. Он восхищенно смотрел на акробатов, забыв обо всем на свете — и улицу Акарчешме, и новорожденного внука старого Каюма, и квартальную кофейню, и песни, доносившиеся из дома слесаря Хайреттина.
Аттракцион кончился. Вспыхнул свет. В зале поднялась невообразимая кутерьма. Разряженные дамы и господа в дорогих костюмах, захватившие передние ряды на время представления, бросились к своим местам «люкс».
Не успел Хамди опомниться, как увидел, что сидит между молодой дамой и пожилым господином. Он хотел подняться. Его охватил ребячий стыд. Хамди потерял способность двигаться. Ему почудилось, будто он прибит к креслу гвоздями. Бедняга съежился, с нетерпением ожидая, когда опять погаснет свет.
Пожилой господин смерил его презрительным взглядом и улыбнулся даме.
«Ах, старый пес! — подумал Хамди. — Я дал ему повод окрутить бабенку... Видно, сегодня мне придется держать для них подсвечник...»
В передних рядах его сверстники кричали, шумели, хлопали друг друга по затылку, курили сигареты. Хамди им так завидовал! Как бы он хотел сидеть среди них! Ах, скорей бы тушили свет!
Пожилой господин достал из кармана флакон одеколона, смочил платок и что-то сказал по-еврейски своим соседям. Раздался смех. Молодая дама справа от Хамди сидела неподвижно, уныло глядя на экран.
Хамди понял, что дальше так продолжаться не может, вскочил с места и молнией пронесся мимо молодой дамы. Голова кружилась, словно он только что выпил литр ракы.
— Ох-х-х!..
Молодая дама потрясла ногой, на которую наступил Хамди, бросила взгляд на пожилого господина, улыбнулась. От унылого настроения не осталось и следа. Пожилой господин тоже ответил ей улыбкой. Затем осторожно перевернул флакон с одеколоном и побрызгал кресло, в котором сидел Хамди.
Едва начался фильм, девушка-билетерша привела на освободившееся место молодого человека в парчовом галстуке. Получив на чай, она выбежала в вестибюль и обратилась к одной из своих подруг, ожидавших запаздывающих зрителей:
— Марика, я пошла! У меня свидание с Христо.
Марика улыбнулась: «Ах, эта Эленича!..»
— Хорошо.
— Вот программы, возьми... Завтра я, возможно, не поспею к утреннему сеансу...
Марика опять улыбнулась:
— Передай привет Христо. Слышишь?
Эленича сорвала с себя рабочий передник. Она была счастлива.
— Хорошо, передам.
— Приведи его как-нибудь вечером в кино.
— Ты с ума сошла! Что мне здесь с ним делать?
Марика расхохоталась: «Ах, эта Эленича...»