Город без надежды
Шрифт:
Выдавив положенные слова благодарности (которые, разумеется, были высокомерно проигнорированы), прижала к груди своё сокровище и, стараясь быть как можно незаметней, пошла в сторону спуска из Чистилища.
– Эй, зазырь! Эта тощая малолетка - сестрёнка лучшей давалки во всём нижнем ярусе.
Во рту пересохло и внутри будто образовалась тянущая пустота. Пожалуйста, ограничьтесь парой пошлых шуток, позвольте уйти! Но белобрысому дружку пакостно заухмылявшегося "крысёныша" было не лень догонять какую-то девчонку из Ада. Похоже, заскучали жариться, охраняя
Тощий остался на посту, но забавы себя не лишил. Твари, твари...
– Куда спешишь, малявка? А, яс-сн, семейный бизнес. У сестрички на подхвате, а то уже не справляется, стареет цыпочка? Клиенты заждались? А не обслужишь без очереди?
Воздух в Чистилище прохладней и влажнее того, к которому я привыкла в Аду. Но, конечно, не поэтому затряслись руки. Ещё на что-то надеясь, продолжала шуршать своей дорогой, стараясь не перейти на бег. Тогда всё превратилось бы в настоящую охоту, а зверей нельзя провоцировать...
Когда верзила заступил путь, стало невозможным делать вид, что обращаются не ко мне.
– Ты чё, сучка, оглохла? Я ж с тобой по-хорошему, а ты нос воротишь? Берёшь плату вперёд? На!
В лицо полетели медные унции... где набрал только, нищих в Аду тряханул?
Я видела знакомые лица, но люди отворачивались, делали вид, что ничего не видят и не слышат и вообще ужасно спешат. Я понимала их - кто в здравом уме свяжется с шестёрками Водяного?
– Я этим не занимаюсь, - непослушные губы с трудом выговаривали слова. Даже не знаю, какое чувство больше заставляло их дрожать: страх, ненависть, беспомощность, унижение? Они обратились в огненных и ледяных демонов и рвали меня изнутри.
– Крошка намекает, что у тебя недостаточно смазливая рожа для такой красотки, как она, - глумливо захихикал джинсовый тип, форсируя события. Даже от канистр отошёл ради такого развлечения. Изобьют? Изнасилуют? То и другое?
– Она считает, что твою рожу не отличить от задницы. Ты урод, бро.
Здоровяк дёрнул кадыком.
– Завали, ***! А ты, цыпа, веди себя проще. А то подпортят ещё твоей сестричке смазливую мордочку...
Верити! Нет, они не причинят вреда Верити!
– Да ну, и кто им запретит? Наверное, ты?
Я точно вскроюсь, если с Верити что-то случится - из-за меня.
Наверное, я была не самой интересной мишенью. Наверное, у них отпала охота развлекаться. Я была костлявым рыжим заморышем, кажущимся лет на пять младше своих лет; таким, как они, скучно тратить время на таких, как я. Но меня никто не отпускал.
Здоровяк шумно принюхался.
– Тебе не кажется, что от меня воняет?
– Прёт, как от дохлой скотины, - с готовностью поддакнул тощий.
– Ты ей не нравишься, бро.
– А я помоюсь, - заржал этот скот, выхватывая воду.
– Как тебе такая идея, детка? Не против?
А
Прозрачная жидкость стекала двумя струями по бритой башке, квадратному подбородку, по куртке, образовывая лужу в пыли у тяжёлых ботинок. То, что было мне жизненно необходимо, доставалось бесплодной земле! Остатки он выплеснул на ладонь и с преувеличенным наслаждением умылся.
Пустая посудина, громыхая и разбрызгивая последние капли, покатилась в пыли.
– Мразь, - отчётливо произнёс кто-то.
Кажется, даже двигатели гравимобилей от этого заглохли. И все взгляды были обращены в мою сторону. Это сказала я?
Щуплый ощерился, его дружок побагровел. Я нарвалась и нарвалась по-крупному. Но думала не о неминуемой расправе, а о том, какими глазами буду смотреть на Верити, когда стану объяснять ей, куда делась вода.
Нарастал почти неразличимый ещё ропот. Подтягивались люди, которые не вмешивались, но и не уходили. Более ушлый тип едва занервничал. Верзила потянулся к пушке.
– Не глупи, Хиляк.
К этому ровному, лишённому интонаций голосу сложно было не прислушаться.
Хиляк выматерился, но отдёрнул руку от пояса брюк.
– Эта мелкая дрянь получит своё!
– Оскорбление стоило пролитой воды?
– лениво цедя слова, полюбопытствовал Ублюдок. Кажется, ему тоже было скучно.
Чёрт знает, что за блажь пришла ему в голову приструнить эту парочку, но я была совсем не в претензии от вмешательства свыше.
А вот Хиляк явно расстроился от того, что развлечение обломалось. Настолько, что предпринял осторожную попытку качать права.
– С местными разберёмся... по-родственному. Как-то мелко для тебя мараться в здешней грязи. Ты ведь теперь высоко летаешь, парень...
– Да, с высоты обзор лучше, - Ублюдок не отказывал себе в возможности поиздеваться, но в следующий момент его тон вновь стал серьёзным. Дидактическим, так сказал бы дядя Адам. Теперь он играл на публику. И обращался больше к толпе, чем заботился о том, как понял его красный распаренный Хиляк.
– Не испытывай терпение Папы, Хиляк. Из-за таких, как ты, люди могут неправильно понять его намерения. Ты позоришь Папу и подрываешь доверие к нему.
– И прибавил гораздо, гораздо тише: - А своими выходками вызываешь ненависть людей. Раз не научился видеть границы дозволенного, однажды можешь лишиться даже этого тёплого местечка. Поразмысли над этим.
Тут Ублюдок наконец 'заметил' меня. Кроме нас четверых уже никто не присутствовал при этом разговоре, люди стали тихонько расходиться с появлением Ублюдка. Если Водяного ещё и впрямь уважали, то Ублюдка только боялись.
Ну а мне, после всего пережитого, кажется, напрочь отбило инстинкт самосохранения, раз уж посмела задержаться. Я даже не подумала отвести взгляд, и Ублюдок принялся смотреть в ответ, скрестив руки на груди.
Я никогда не видела его так близко, и теперь могла с полной уверенностью заявить, что зрелище было неприглядным.