Город богов
Шрифт:
Потом, вспоминая случившееся, раз за разом прокручивая несколько скоротечных мгновений сражения в своей памяти, никто из ставших его безучастными свидетелями людей не мог понять, что же произошло. Просто растерянность вдруг отразилась на лице Нергала, которое стало медленно скривиться от боли и удивления, по мере того, как Губитель ощутил, понял, что налетел на клинок меча, зажатого в руке Шамаша.
— Как… — с удивлением проговорил он, не понимая, как могло случиться, что какое-то жалкое оружие смертного нанесло ему роковую рану.
Демоны закричали, обращаясь в столбы сизого дыма, который на миг окутал тело Абры, чтобы затем,
— Мы еще встретимся! — донеслись до колдуна последние, заглушаемые надрывным гулом чужих ветров слова. — Ты не победил меня, Шамаш, лишь убил смертное тело, в которое на краткое мгновение вселилась моя сущность! Если бы я был в истинном обличии, все было бы иначе! И даже это — лишь случайность! Тебе повезло. Я недооценил тебя. В следующий раз… В следующий раз все будет иначе! И тогда ты заплатишь мне. За все!
Когда голос затих и последние призраки-тени уползли вслед за своим повелителем, колдун склонился над жрецом, приподнял голову умиравшего.
— Господин… — не спуская с бога солнца взгляда измученных, полных боли и отчаяния глаза, прошептал Абра. Он хотел что-то сказать, спросить, может быть, постараться объяснить причину своих поступков, попросить, вымолить если не прощение, то хотя бы понимание и сочувствие к стоявшему перед лицом конца, но у него едва хватало сил на то, чтобы удерживать сознание, не позволяя ему рухнуть в бездну пустоты.
Между тем купол, укрывавший спутников Шамаша от стихий, подвластных воле Губителя, распался столь же быстро и внезапно, как и возник, выпуская людей из-под своего прозрачного свода.
Лис остался с подростками, которые, едва поняв, что опасность миновала, сразу замкнулись, замерли, опустив головы на грудь, старательно пряча глаза и мысли. Воин уже больше не боялся, что им угрожает какая-либо опасность извне, и даже убрал так и не пригодившийся меч обратно в ножны, но, глядя на Сати и Ри, он не мог не понимать, что в их душах творилось что-то неладное, их потрясали бури страстей, с которыми не просто справиться и видавшему виды караванщику, не то что 15-летним, сущности — совсем еще детям. Он волновался за них, совершенно отчетливо видя, какую опасность представляли собой эти чувства, способные толкнуть на бегство от жизни, в поисках спасения от всего в забвении, хранимом в недрах самоубийства.
Не сдвинулись с места и Ларс с Нинти. Молодой маг был слишком слаб, к тому же ему требовалось какое-то время, чтобы разобраться в происшедшем, осознать, что он более не стоит на грани смерти и в грядущем его ждет не конец, а начало долгого и такого трудного, какой может быть только жизнь, пути. Девушка склонилась над ним, вытирая пот со лба юноши, время от времени поднимая глаза, чтобы бросить взгляд на Шамаша, ожидая, когда тот, наконец, оставит умирающего и обратит свое внимание на живых.
Что же до Евсея и Бура, то они, преодолев каменную насыпь, приблизились к небожителю, встали в нескольких шагах за Его спиной, не смея подойти ближе.
В глазах караванщика стоял благоговейный трепет. Его душа, которая и перед сражением не сомневалась в том, что странник, с которым караван свел путь — сам повелитель небес, теперь получила то неопровержимое доказательство, которое было способно развеять любые сомнения, забреди они в душу слабого смертного: Шамаша признали другие небожители, сначала госпожа Кигаль, а только что и поверженный Им Губитель.
Сознание
Бур же не спускал воспаленного взгляда горевших болью глаз со старика. Ему страстно хотелось встать рядом с ним на колени, держать голову, слушать стук сердца, смотреть в глаза, поддерживая в этот последний для Абры миг и пытаясь хоть как-то облегчить деду посмертный путь. Юноша был готов принять его последний выдох. Он желал этого. Но не смел даже кашлянуть, хотя бы таким образом обращая на себя внимание жреца, рядом с которым находился небожитель. "Ничего, — успокаивал он себя, стараясь хоть как-то унять накатившуюся на него дрожь бессилия, — в такой миг куда важнее, чтобы рядом был бог, чем смертный, даже если последний — человек одной крови…"
— Господин, — прошло некоторое время, прежде чем старик набрался достаточно сил и смелости, чтобы заговорить вновь, — прости меня… Я понимаю, что не заслуживаю даже Твоего внимания, не то что прощения, однако… — не закончив фразы, он застонал и скривился от резкого приступа боли.
— Ты, ни в чем не провинившийся передо мной, просишь прощения у своего убийцы, пусть и невольного… — колдун тяжело вздохнул. Его глаза были полны боли.
— Почему, интересно мне знать, свою вину чувствуют лишь те, кто стал жертвой обстоятельств, в то время, как настоящие преступники не испытывают даже неудобства, не то что угрызения совести? — донесся до них задумчивый женский голос. Выйдя из тени, к ним неторопливо приблизилась Эрешкигаль, остановилась рядом, таким образом, чтобы в одно и то же время видеть и Абру, и Шамаша. — Никогда не думала, что с Нергалом так легко справиться… Прости, но, если быть откровенной, я не верила, что ты сможешь его победить, — она качнула головой, словно еще раз взвешивая все возможности, которые, по ее мнению, были явно не в пользу чужака, — потому и настаивала на том, чтобы ты держался подальше от него… И я не могла помочь тебе. Потому что он использовал бы мою силу против тебя. Он умеет.
— Я знаю… Позаботься о нем, — колдун указал на умирающего, а затем отодвинулся чуть в сторону, освобождая богине место.
— Конечно, — кивнула та, опускаясь рядом со смертным совсем как всепонимающая и всезнающая плакальщица — провожатая. Ее заботливые руки коснулись головы старика, губы зашептали: — Ничего не бойся. Смерть — лишь миг. Я провожу тебя по Ту сторону, в самый светлый и счастливый из миров.
— Госпожа моя, я не достоин… — прикосновение богини вернуло старику силы. Не чувствуя боли, он чуть приподнялся на локтях, не спуская с повелительницы подземного мира взгляда мерцавших смертью глаз.
— Ты столько лет верой и правдой служил мне. Я ценю верность более всего. Так что не сомневайся — ты достоин. И я намерена щедро вознаградить тебя… А сейчас успокойся, примирись с миром, простись со всем, что оставляешь позади, ибо нам пора.
— Да, госпожа. Благодарю Тебя… — однако в его глазах было сомнение, словно оставалось еще что-то, не позволявшее его душе упокоиться с миром. Он страстно хотел что-то сказать, узнать, но не смел заговорить с грозной богиней первым.
— Что тебя не отпускает? — почувствовав это, спросила та, превратившись на миг в его глазах в обычную женщину.