Город чудес

Беннетт Роберт Джексон

Вода. Туман. Женщина идет по причалу.

Сигруд тотчас же узнает эту секунду.

«Нет-нет, — думает он. — Нет, я не хочу это видеть».

Женщина подходит к мужчине, который рыбачит, сидя на краю.

«Не это. Только не это…»

Он пытается закрыть глаза, но не может.

Восемнадцать лет назад. После Мирграда, но до Вуртьястана. В дни, когда он впервые вернулся домой и встретился со своей семьей в Дрейлингской республике. Он увидел их впервые за более чем двадцать лет.

Он сидел на маленьком

причале, держа в руках тонкую, хрупкую удочку; его леска дрейфовала в воде. На крючке была приманка, единственная сардина, но на самом деле он в ней не нуждался. Сигруд в действительности пришел сюда не ловить рыбу, а побыть в одиночестве. Он даже не принес ведро для улова.

Она подошла к нему со спины. Он не повернулся, но почувствовал запах масла в ее волосах и лошади, на которой она съехала вниз по склону. Она пахла не так, как много лет назад, и по какой-то причине это его ранило.

— Сигруд, — тихо сказала Хильд. — Как долго ты здесь пробыл?

Он посмотрел через плечо на жену. Он уже виделся с ней после возвращения, конечно, но каждая их встреча оказывалась неловкой и молчаливой. Они спали в разных кроватях и даже не упоминали о том, чтобы снова лечь в одну. Однако она все еще была красива. Чуть полнее и старше, со следами невзгод, но все же это оставалась та же самая женщина, которую он встретил на болотах много лет назад, когда ее синие глаза окружали морщинки сосредоточенности, а грязные пальцы сжимали лягушачью острогу с изяществом дирижера, который держит свою палочку. Охота на лягушек — искусство, и Хильд всегда была виртуозом.

— Некоторое время, — сказал он ей. И опять повернулся к воде. — Пока ничего не поймал.

Она подошла и встала у него за спиной, глядя сверху вниз.

— Ты рыбачишь уже четвертый день. Но мало что поймал.

— Наверное, разучился.

— Если так, то у тебя не очень-то получается научиться заново.

Сигруд вытащил леску, посмотрел на сардину и опять швырнул ее в воду.

— Карин спрашивала о тебе, — сказала Хильд. — Она видела тебя всего один раз. Хочет увидеть снова. Она этого не говорит, но я-то понимаю. Ты не мог бы вернуться в дом?

Сигруд ничего не сказал.

— Это ее право, Сигруд. Она имеет право видеть своего отца.

— Правда? — сказал он. — А меня можно назвать ее отцом?

— Что ты имеешь в виду?

Он промолчал.

— Пожалуйста, — попросила она. — Пожалуйста, скажи что-нибудь.

— Я… я чувствую, что когда она смотрит на меня, то видит то, чем я не являюсь, — сказал Сигруд. — То, чем я, наверное, уже не смогу стать.

— Это неправда. Ты изменился — конечно, изменился, но остался самим собой.

Сигруд мрачно смотрел на воду, наблюдая, как леска поднимается и опускается.

— Через три дня из Галадеша вернется Сигню, — сказала Хильд. — Она помнит тебя еще лучше, чем Карин. И ей пришлось нелегко.

Ты хотя бы ее поприветствуешь? Хотя бы к ней придешь?

— Я… попробую, — с неохотой сказал он.

Хильд промолчала. Затем подошла к нему, присела и наклонилась так, чтобы он не смог избежать ее взгляда. Он настороженно посмотрел на нее, чувствуя себя так, словно она читала в его шрамах все тайные сомнения, которые он испытал после возвращения.

— Помнишь, как мы встретились, муж мой? — резко спросила Хильд. — Помнишь, что я тебе сказала — мои самые первые слова, обращенные к тебе?

Сигруд на миг заглянул в ее лицо. Потом отвел глаза и начал снова вытаскивать леску.

— Нет, — сказал он.

Хильд посидела рядом с ним еще несколько секунд. Потом встала и ушла, скрылась из вида.

Конечно, это была ложь. Конечно, он помнил, что она сказала ему при первой встрече — он неуклюже ввалился на болота и спросил, чем она занята, и Хильд рявкнула в ответ: «Ты распугаешь всех лягушек, тупой дурень!» А в те дни он был кем-то вроде принца, и с ним никогда не разговаривали в таком тоне, отчего он и запал на это грязное, свирепое существо с длинным изящным копьем.

Почему он солгал? Почему сказал, что забыл? В тот момент это оставалось загадкой, но теперь, когда прошлое вертится вокруг Сигруда, ему кажется, что он понимает.

Причина была та же самая, по которой он не пошел на первую встречу с Сигню, почему заставил ее ждать в доме много часов, пока сам охотился на лося, почему избегал ее и остальную семью с яростным отчаянием.

Потому что ему было страшно. Он боялся пытаться вести себя достойно, потому что не сомневался, что потерпит неудачу.

Эта секунда улетает прочь. Мир вращается, снова и снова.

А потом…

Он ударяется о воздух. Сильно.

Сигруд задыхается. Он как будто падает, но нет — идет по обочине дороги, слева земля уходит вниз, на спине у него очень тяжелый ранец. Он пытается переориентироваться, справиться с этой внезапной переменой в… ну, во всем. Но не получается, и он валится боком в кусты, и ветви царапают его лицо и руки.

Он лежит там несколько секунд, глядя на бледное утреннее небо. Делает вдох — похоже, он позабыл дышать в какой-то момент во время этого испытания, — а затем медленно садится.

Озирается. Он вернулся на юг Континента — чтобы в этом убедиться, достаточно просто посмотреть вокруг. Но внезапность изменений настолько сильна, настолько невероятно странна, что накатывает тошнота.

«Весь мир можно изменить в один миг, — думает он. — Весь мир. Без остатка…»

Он поворачивается боком, и его рвет в кусты. Это большей частью каша, и от конвульсий болят ребра — его бок совсем не так исцелился, как когда он встретился с Мальвиной. По этим двум вещам он может догадаться, где находится — и когда.