Город и псы
Шрифт:
Последнее прозвучало, как гром в его ушах. Ронин растерянно посмотрел на этот маленький, весёлый и ласковый комочек живого, человеческого тепла, который сейчас прижимался к нему, ища взаимной любви и ласки, и подумал, что родней и ближе её у него никого не было, и нет. От этих, новых для него и таких высоких, словно звенящая струна, чувств, сердце больно затрепетало и сжалось, а к глазам подступили слёзы.
– Мне нужна, – быстро проговорил он и крепко обхватил девушку своими здоровенными ручищами, покрывая поцелуями её лицо и шею, её счастливые, ещё не просохшие от слёз глаза и полуоткрытые губы.
– Ой, осторожней, осторожней, медведь! Совсем раздавишь меня! – запричитала Ритка, притворно пытаясь ослабить его железные
– А всё-таки, они сегодня лают не так, как всегда – вдруг произнесла она, совершенно нелепую, и неподобающюю обстановке фразу, – как-то уж очень громко и грозно.
– Кто они? – рассеянно пробормотал Ронин, продолжая её целовать.
– Как кто? – Собаки, конечно же, – опять засмеялась Ритка, но, на этот раз, уже с головой погрузилась в захлестнувшие её волны Серёжкиных поцелуев, не отвлекаясь более ни на лай собак, ни на шум просыпающихся улиц, ни на будильник, взорвавшийся дребезжащим звоном на прикроватном, журнальном столике, возвестив тем самым, о начале нового, трудового дня.
Глава 5
Визит старого друга
Начальник городского управления полиции полковник Друзь придвинул к себе массивную гранёную пепельницу, сработанную из цельного куска горного хрусталя, и жёлтыми пальцами заядлого курильщика утопил в ней очередной окурок.
– Чёрт знает, что делается! – вслух посетовал он, глядя, как целые вереницы уличных, разномастных и разнопородных псов, словно стайки лёгкой кавалерии, скорым аллюром пересекают центральную улицу города, прямо под окнами мэрии и полицейского управления.
– Чёрт знает, что! – с чувством повторил он и полез в пачку за новой порцией никотина. Всего два дня назад начальники муниципальных структур, в том числе и он, собирались у главы города. Говорили только об одном: как навести порядок на улицах, очистив их от грязи, пьяных хулиганов и бездомных собак. И что в итоге?! За два дня телефоны районных отделов полиции, прокуратур и коммунальных служб раскалились добела, а канцелярии распухли от входящих жалоб и заявлений. Подумать только: число покусанных увеличилось в разы. Дошло до того, что собаки перекусали самих сотрудников спецавтохозяйств, занимающихся их отловом! Теперь уже медики били тревогу: вакцины для прививок от бешенства на всех не хватит. Роберт Маркович прервал свои грустные размышления, машинально вставив в угол рта новую сигарету, и щёлкнул зажигалкой. Затянувшись, он по старой привычке выпустил несколько аккуратных колечек дыма, которые плавно поплыли вверх, постепенно источаясь рваными, белесыми краями и, всё больше расползаясь по окружности. Постояв так с минуту, и, полюбовавшись своим произведением, он достал из ящика стола связку ключей. Суетливо погремев ею, выбрал из неё один ключ, и тотчас вставил его в замочную скважину рабочего сейфа, в котором, по обыкновению, на всякий случай, была всегда припасена бутылочка – другая, как он выражался «дежурных огнетушителей» с красивыми названиями «Хеннесси» или «Реми Мартен». Но не успел он довершить начатое, как на столе задрожал телефон, заставивший его от неожиданности вздрогнуть и испытать внутреннее напряжение.
– Роберт Маркович, – залепетал в нём голосок секретарши, – к Вам – посетитель: Мендинский, такой. Говорит, по личному вопросу, и, якобы, его визит согласован. Примите?
– Мендинский… Мендинский… – забормотал он про себя – Какой ещё… Ах, Мендинский! – воскликнул Друзь, досадливо морщась, – Пусть войдёт. И полчаса меня нет ни для кого. Ни для кого, понятно! – закричал он. Через пару секунд на пороге кабинета выросла фигура директора ЧОПа, почти заполнившая собой весь дверной проём.
– Опять на'гушаем Феде'гальный закон о ку'гении, до'гогой Г'обег'т Маг'кович, – слащавым голосом пропел Мендинский, устремляясь сразу на середину кабинета с разведёнными для объятий руками.
– Ну,
– Коньяк будешь? – сразу и без предисловий предложил Друзь.
Мендинский отрицательно покачал головой.
– А я буду, – сказал Друзь и налил себе треть бокала.
– Тебе ничего не показалось странным, пока ты шёл сюда? – спросил он, быстро осушив бокал и, тыча в рот очередную сигарету.
– Я сюда ехал, – ответил Мендинский.
– Ну, хотя бы и так. Тебе ничего не показалось необычным?
– Как не показалось. Ещё как показалось… Словно на выставку собак попал, – кг'угом эти тваг'и бегают. Одна – чуть мне под колёса не угодила. Что, вообще, пг'оисходит, Г'обег'т?
– Сам бы хотел знать. Они, словно, с цепей посрывались и наводнили весь город. Служба очистки, коммунальные хозяйства, спецавтохозяйство, – всё парализовано! Всё! Люди боятся идти на работу, родители детей в школу не пускают. Какая-то природная аномалия, да и только! Никто ничего толком объяснить не может. И всё это – в преддверии международной экологической конференции, – Друзь нервно рассмеялся, – Представляешь, – продолжал он, – в наш город через пару недель понаедет с десяток-другой мировых светил экологии: немцы, там, голландцы, ну и разные прочие шведы, а тут такое творится. А, вдруг, не дай бог, конечно, какая-нибудь шавка, благо, если не бешеная, укусит пару профессоров за задницу. Что, тогда, а?! Политический скандал? Ну, разумеется. Наши либералы сразу заподозрят провокацию, а то и диверсию, а в иностранных СМИ раструбят о новом, блин, зоологическом оружии русских. Оно мне надо? – И полковник снова потянулся к красивому, гранёному квадрату, который Мендинский уже мысленно окрестил «штофчиком».
– Будешь? – он выжидающе глянул на директора, занося «штофчик» над жерлом бокала. Мендинский вновь отрицательно мотнул головой.
– А я буду, – снова сказал Друзь и наполнил бокал до половины.
– Я к тебе, Г'обег'т Маг'кович, собственно, вот по какому делу… – начал было Мендинский, желая прервать затянувшееся виночерпие, но его сановитый собеседник упреждающе поднял вверх указательный палец. – Всё знаю, Сёма, всё знаю… Ты, ведь, ко мне тоже по «собачьему вопросу», не так ли? – Это прозвучало весьма комично и неожиданно. Мендинский, не сдержав смеха, сразу же поперхнулся табачным дымом, висевшим в кабинете плотным смогом, и, размахивая руками, словно пловец, преодолевающий бурное течение, знаками запросил воды.
– Воды нет, есть только коньяк, – по-дружески и безо всякой издёвки констатировал Друзь, довольный произведённым эффектом, и спешно пододвинул ему фужер, плеснув туда пару глотков замечательного французского зелья.
– Так вот, – сказал он после того, как Мендинский, поневоле продегустировав угощение, прокашлялся и отдышался, – Уж не знаю, назвать ли это твоим везеньем, – он выдержал многозначительную паузу, – или ещё как, но дело это попало в разряд резонансных, и взято на особый контроль областью. Так что, теперь, хочешь, – не хочешь, а ловить этого щегла, как, бишь, его…
– Ронин.
– Точно. Ловить его придётся в кратчайшие сроки. А, знаешь, почему? – Он вопросительно уставился на Мендинского и, не дождавшись ответа, продолжал. – Да потому, что директор нашего спецавтохозяйства Ковальский, то бишь, главный истребитель всякой безнадзорной твари в нашем городе, звонит начальнику ГУВД по сотовому, а дверь в его кабинете ногой открывает. Он его брат, понял! Вот и позвонил, сукин сын. Кстати, тебя ещё не допрашивали? Ты, ведь, у нас теперь тоже потерпевший, – Роберт Маркович, который уже заметно обмяк и подобрел от выпитого, был теперь не прочь поговорить. Его лицо, с характерными следами далеко не спортивного образа жизни, приобрело багровый оттенок, выгодно тонирующий его землисто – жёлтую, от непомерного курения, кожу.