Город заката
Шрифт:
Имя П.А.Мирошниченко потом внесли в пропагандистские списки бойцов, повторивших подвиг Матросова. Летом 1944 года он был посмертно представлен к званию Героя Советского Союза.
Когда именно погиб дед, неясно. В самом ли начале, или он лежал несколько часов в заснеженных потемках, ожидая своей участи…
В 1946 году, когда мой отец пошел в школу, на самом первом уроке учительница попросила:
— Дети, поднимите руки, у кого есть отцы.
Подняли только трое из сорока.
До восьмого класса он страстно им завидовал.
Горечь с возрастом сошла на нет.
Но сейчас это чувство почему-то вернулось снова.
Он хорошо помнит этих детей. Двух мальчиков и девочку.
Еще он помнит кобуру деда, которую теребил, пока тот держал его
Три года назад я впервые побывал в Белоруссии, в деревне Печищи, недалеко от Паричей и Бобруйска, в поисках могилы деда. Скоро я снова отправлюсь в те места, чтобы убедиться в том, что имя деда указано на памятнике братской могилы, где захоронены более тысячи советских солдат. И снова приду на местное кладбище, где находится ухоженная могила — металлическая стела с пятиконечной звездой и табличкой: «120 советским гражданам, зверски замученным гитлеровцами в 1941–1942 гг.». Очевидно, на этой могиле должна быть другая надпись и другая звезда. В центре таблички — вмятина от срикошетившей пули вандала.
Печище находится посреди лесной глухомани, с болотами и черничниками. В селе теперь конезавод, на поле растет пшеница, и пейзаж такой, что глаз не оторвать.
Список расстрелянных в Печищах евреев находится в Яд ва-Шем. В Белоруссии таких могил более пятисот, в них лежат около 900 тысяч евреев.
Я молюсь о том, чтобы все могилы Второй мировой обрели имена.
ПУНКТ ИЗ ПОСЛУЖНОГО СПИСКА
У Агнона есть волнующий образ. В неких тайных землях проживает племя великанов, могучее воинство, чей удел — приготовить мир к приходу Машиаха. Под этим племенем комментаторы понимают тайно проживающие на земле десять колен, своеобразный родственный резерв, который придет на помощь евреям в трудную минуту. Путешествующий герой Агнона случайно встречает в пустыне представителя этого племени и упрашивает его передать своему народу послание — призыв поспешить на выручку угнетенным евреям. И великаны откликаются.
Этот трогательный образ надежды на родственную помощь воплощает в себе чаяние единства народа, мысль о народе как семье. Когда в молитве говорится о заслугах праотцев, этот оборот экзистенциально подкреплен уверенностью в дополнительной милости Всевышнего по отношению к ныне живущим за счет достоинств предыдущих поколений.
Поступки предков являются или образцом для твоего собственного поведения, или унаследованной проблемой, которую приходится решать самостоятельно. Это и понятно: легко быть порядочным человеком, если твой отец такой, легко быть добрым, если твоя мать добра. Эта легкость и есть рациональная награда. Но рациональное — только верхушка айсберга. Взгляд Всевышнего, вмещающий отношение к данному индивиду и одновременно ко всем его предкам (почему бы и не к потомкам?), — не вполне постижим человеком. Вопрос не в справедливости наказания или поощрения за несовершенные поступки, а в том, как происходит укоренение в вечности, в которой нет ничего, кроме Бога.
Есть сущности в человеческой жизни, которые глубинно понимаешь только в определенном возрасте. Когда приходится туго, всегда инстинктивно опираешься на приобретенный опыт и пытаешься воспроизвести опробованный алгоритм выхода из ситуации. Но, разумеется, случаются такие передряги, когда не помогает ничего. И тогда всё упирается в запас стойкости. Но какая может быть стойкость у человека, у которого земля ушла из-под ног? История человечества знает множество примеров геройского, мужественного поведения. Но бывает так, что ни один из них не только не соответствует обстоятельствам, но и не способен вдохновить. Однако это всё теория. Эмпирика сообщает, что пережить можно всё. Именно всё. Без почти.
На следующий день после того, как у деда моей матери увели со двора в колхоз всю скотину, конфисковали ульи, косилку и телегу, он проснулся и, как сам вспоминал, вздохнул с облегчением: «Впервые в жизни мне утром ничего не надо было делать. Все заботы советская власть отняла».
Через месяц его вместе с женой и четырьмя
Так почему было так важно переиграть место ссылки и снова отправиться в мучительный подконвойный путь через всю страну? Дело в том, что у прадеда, вместе со всем имуществом, конфисковали свиток Торы. А подарен он был общиной субботников из села Привольное, находящегося на юге Азербайджана.
На всех своих фотографиях прадед изображен в кепке, даже на паспорт он отказался сниматься без головного убора. На снимках прадед выглядит очень строгим, подтянутым человеком с твердым, несколько даже суровым взглядом. Рождения 1882 года, он унаследовал веру от своих предков, будучи человеком зажиточным, содержал в родном селе Козиевка Харьковской области молельный дом и был, как я уже говорил, старостой общины, которая имела тесные связи с другими субботниками, расселенными по всему югу Российской империи.
Нижняя Волга, Кавказ и Закавказье еще с екатерининских времен были местами ссылки сектантов — молокан, духоборов, жидовствующих. В Астраханской губернии и в Южном Азербайджане на границе с Ираном имелись два ссыльных поселения с одинаковыми названиями — Пришиб, от «пришибать», «наказывать». Рядом с персидским Пришибом, населенным в основном молоканами (наряду с «солдатскими» — так назывались потомки солдат, которые охраняли ссыльных), было основано село Привольное, где большинство составляли субботники и геры (герами называли выходцев из субботников, признававших талмудический иудаизм, поскольку кто-то из их предков прошел обучение в классической ешиве и, может быть, потом женился на еврейке).
Расчет прадеда состоял в том, что субботники Привольного, с которыми он состоял в переписке, смогут поддержать его в это трудное время. Но поселиться в Привольном ему не дали: места эти стали строго охраняемой погранзоной. Вскоре прадед похоронил жену, нашел старшего сына и определил на учебу младших. Дед мой, Григорий, подхваченный ураганом великих пятилеток, выучился на строителя и стал строить заводы на Апшероне. В 1936 году у него умерла при родах жена. Митрофан Иванович взял на себя внучку, нашел ей няньку — мою бабушку, оказавшуюся на Апшероне после голода 1933 года, когда на Ставрополье погибла вся ее семья. Через два года прадед встал перед ней на колени и попросил ее стать женой Григорию.
В 1939 году Григорий пошел на Финскую войну, откуда вернулся с ранением и контузией. Тогда же был призван в армию младший его брат, всеобщий любимец Петр, который погиб в августе 1941-го под Киевом. Второй сын тоже погиб вскоре после начала войны. Григорий по ранению призван не был и работал в «Военстрое»: сооружал линии обороны нефтяных полей от Майкопа до Баку, строил аэродромы.
Теперь внимание. После получения похоронок Митрофан Иванович кладет в вещмешок краюху хлеба и отправляется по оккупированным территориям в свою родную Козиевку. Время в пути — три месяца. Двигается в основном ночью, днем отлеживается в подходящем или не слишком подходящем убежище. В степи калмыцкой. В лесу под Пятигорском, засыпав себя листьями. Сплетает из лыка сиденья, которые перед ночевкой навязывает между ветвей… В Козиевке он поселяется в землянке близ избы лесника. С помощью сбереженных еще с царских времен золотых червонцев обзаводится козами и коровой. Вскоре налаживает связь с партизанским отрядом: сообщает разведывательные сведения, поставляет молочные продукты и регулярно принимает участие в партизанских акциях. Причем после каждой операции он берет у командира отряда записку, которая содержит точное описание его функции в данной вылазке. Однажды прадеду довелось спасти партизана, которого немцы привязали к дереву над муравейником.