Город Звёзд
Шрифт:
Герцог Никколо приподнял бровь. Никаких иллюзий относительно Энрико он не питал — всё, что следовало знать об этом человеке, он уже выяснил у своего племянника.
— У Овнов имеется тайна, которую они скрывают от вашей светлости, — продолжал Энрико. Теперь ему удалось завладеть вниманием герцога, который догадывался уже, что в округе
Овна, хотя там и продолжают проявлять должное к нему почтение, всё же происходит нечто необычное.
— Тайна, способная помочь им выиграть Скачки? — спросил Никколо.
— Более чем правдоподобно, — ответил Энрико. — Тайну эту они скрывают в Санта Фине. Сейчас я собираюсь отправиться
— Как только вам это удастся, немедленно дайте мне знать, — сказал герцог. — Если в Санта Фине вам понадобится какая-то помощь или место, где можно будет укрыться на какое-то время, отправляйтесь в мой тамошний летний дворец. — Он написал на клочке бумаги несколько слов. — Отдайте это мажордому, и он позаботится, чтобы вы получили всё необходимое.
Лючиано принял решение..
— Если я расскажу вам о том, что со мною произошло, — сказал он, — вы должны будете поклясться не рассказывать об этом никому… никому, включая и вашего отца.
Наступила короткая минута молчания — Гаэтано явно боролся с чувством верности своей семье. Братья глядели друг на друга — один безобразный, но энергичный и крепкий, другой удивительно красивый, но искалеченный. Кивнули оба одновременно.
— Клянемся! — сказали они. К некоторому удивлению своих спутников, Гаэтано приказал вознице остановить карету, и оба брата преклонили перед Лючиано колени, протянув ему при этом свои кинжалы. По-настоящему опуститься на колени Фалько был не в состоянии, но он наклонился вперед, с искаженным от боли лицом подогнув свою менее изуродованную ногу.
Затем оба брата торжественными голосами запели:
Клянемся Городом Цветов — Пусть вечно не знать ему бед! — Своих вовек не нарушить слов И выполнить свой обет.После этого братья протянули Лючиано свои кинжалы, попросив слегка надрезать каждому из них кожу на запястье.
Собираются стать братьями по крови, подумала Джорджия. Дело, однако, было не в этом. Молодые аристократы протянули Лючиано свои покрытые ярко-алыми капельками крови запястья и жестами попросили дотронуться до них губами. Джорджия содрогнулась, но Лючиано сделал это без всяких раздумий. Как только он ощутил вкус добровольно пролитой ди Кимичи крови, Джорджия почувствовала, как расслабился Чезаре, до сих пор напряженный, словно туго натянутая струна.
Обстановка в карете изменилась сразу же и полностью.
— Вперед! — приказал Гаэтано, пряча в ножны возвращенный ему Лючиано кинжал, и возница погнал лошадей. Они уже линовали Ворота Луны и направлялись к югу, но никого в карете не интересовало, где они, собственно, едут.
Ни у кого не было сомнений в том, что ди Кимичи сохранят в тайне всё, что им будет рассказано. Джорджия сообразила, что, собственно говоря, и она впервые услышит о том, что же в действительности произошло с Люсьеном.
Ей было ясно, что это слегка отредактированный вариант его истории, но и он был достаточно поразительным.
— Я, как и Джорджия, Странник из другого мира, — начал Лючиано. — В том мире я был тяжело болен. По-иному, чем Фалько, — медленной ползучей болезнью, пожиравшей мои внутренности.
— Мы знаем такую болезнь, — кивнул Гаэтано. — Мы называем ее
— Впервые оказавшись здесь, — продолжал Лючиано, — или, точнее говоря, в Беллеции, ставшей теперь моим городом, я почувствовал себя совершенно здоровым.
У Фалько загорелись глаза, а Гаэтано выдохнул:
— Значит ли это, что Фалько излечился бы, попав в ваш мир?
— Не думаю, — ответил Лючиано. — Может быть, ему стало бы лучше, но переломанные кости вряд ли вновь стали бы целыми. Самое большее, у него прибавилось бы сил. Но и это при возвращении сюда снова исчезло бы.
— Хотя в Талии я чувствовал себя здоровым, в моем собственном мире мне становилось всё хуже. И в это время в Беллеции меня захватили в плен. Одна из особенностей перехода состоит в том, что в Талии ночь в то самое время, когда в другом мире день. Если кто-то из нас задержится в Талии на ночь, в своем собственном мире он окажется погруженным в сон, из которого невозможно пробудить. Я был не в состоянии вернуться в свой мир, поскольку оказался пленником, и всё это время мое тело выглядело впавшим в кому… ну, вы знаете, когда человек дышит, но во всех прочих отношениях кажется мертвым.
— Да, — кивнул Гаэтано, — мы называем это «Morte Vivenda», смертью при жизни. Такое иногда случается после падения со скачущей лошади. Почти всегда при этом жертвы вскоре умирают уже по-настоящему.
Лючиано кивнул.
— Что-то в этом роде было и со мной. Вскоре мое тело в том мире самостоятельно не могло уже даже дышать.
— И ты умер? — спросил Фалько. Его и без того огромные темные глаза расширились так, что, казалось, заполнили всё лицо.
Какую-то долю секунды Лючиано колебался.
— Я пришел из далекого будущего, — заговорил он затем, тщательно подбирая слова. — Наши врачи могут какое-то время поддерживать в человеке жизнь с помощью приборов. Я не знаю в точности, как это было, но думаю, что дыхание у меня поддерживали именно таким образом и только после того, как врачи решили, что мой мозг уже мертв, приборы были отключены.
В карете надолго воцарилось молчание. Джорджия поняла, что и сама еле дышит, а на Лючиано было просто страшно смотреть.
— Как бы то ни было, — вновь поспешно заговорил он, — в какой-то момент я внезапно понял, что жив здесь в Талии, но умер в моем собственном мире. С того времени, а это было почти год назад, я стал гражданином Талии, нахожусь под покровительством регента, моего учителя, и живу со своими приемными родителями, доктором Кринаморте и его супругой.
— И вернуться ты не можешь? — спросил Фалько.
— Навсегда нет, — ответил Лючиано. — Постоянно жить я теперь могу только здесь.
— А эти доктора из будущего, — сказал Гаэтано, сосредоточиваясь на том, что было для него важнее всего во всей этой истории, — могут они помочь моему брату?
— По-настоящему я этого опять-таки не знаю, — ответил Лючиано. — Как ты думаешь, Джорджия?
— Я почти ничего не смыслю в медицине, — честно ответила Джорджия. — Возможно, они могли бы сделать такую операцию, чтобы ему стало легче ходить. И даже если они это сделать не могут, он мог бы получить электрическую коляску, передвигаться в которой гораздо удобнее и легче. — Она умолкла и после небольшой паузы добавила: — Вообще-то в том, что я наговорила, нет почти никакого смысла.