Город. Хроника осады
Шрифт:
– Нет, – Швецову требуется вся воля для попытки отстранить от себя незваную гостью.
Вот только силы покидают командира, тело отказывается шевелится. Алексей только сейчас замечает извивающиеся клубы корней, просочившиеся сквозь доски пола и опутывающие конечности. Губ касается поцелуй, не принося ничего кроме животного страха. Швецов смотрит на Ольгу и даже сквозь тьму понимает — перед ним другая.
— Ты мой, – шепчет клокочущий голос, незнакомка берет лицо Алексея в ладони, заполоняя все зеленью чужих, пугающих глаз, – я выбрала
Подполковник просыпается, держа в руках полуобнаженную шашку. Грудь высоко вздымается, требуя воздуха, вся кровать пропитана потом. Садясь, офицер все не может унять дрожь, глаза разбегаются и комната идет в пляс.
"Это был сон?", – не смотря на очевидный ответ реальность всплывшей картины не дает покоя.
Посидев немного, Швецов звенит в колокольчик. На зов быстро приходит пожилая гувернантка с пожеланиями доброго утра и тазом воды. Алексей быстро, горсть за горстью, споласкивает лицо. Слуги заботятся о госте подогрев, но подполковник готов душу отдать за обжигающе ледяную.
Запоздало приходит стыд. Только теперь, пусть и во сне, но чуть не пав, Алексей вспоминает о невесте. Письмо Марии, написаное до ужасных событий, наверняка витающее в облаках мирной и спокойной дворянской жизни, все еще лежит среди вороха бумаг. А ведь Швецов даже домой весточку не отсылает. Как там? Не коснулось ли поместья занесенная над страной коса бунта?
– Мы как раз подаем утренний чай, господин, — с поклоном вышедшего в коридор подполковника встречает дворецкий.
Он мнется на месте, все не зная, как сказать и не нарушить радушие гостеприимства.
— Весь город несомненно весьма благодарен солдатам и лично вам, -- издали начинает дворный, – но не соблаговолили бы вы умерить магические эксперименты. Слуги уж больно пугливы.
Штабс-офицер смотрит с искренним непониманием.
– Посуда рано утром в пляс шла, – поспешно поясняет дворецкий. – Не мне о барских забавах судить, но прогресс идет, а народ у нас темный. Даже о призраках судачить начали.
Вниз Швецов спускается подобно заводной кукле, едва перебирая ногами. Командир совсем не понимает творящегося вокруг него и это пугает.
За завтраком графской семьи присутствуют офицеры батальона, за исключением только оставшихся в Федоровке. Войдя в зал, Алексей застает уже собравшуюся шумную, перешучивающуюся компанию, возглавляемую Малаховым.
– В газетах писали, Александр Четвертый распустил Думу, – делится он живо новостями с военными.
– Представляю, как взъелись за это готы, – разглаживая усы, говорит командир первой роты.
– А мне кажется давно пора разогнать этих бездельников, – смеясь, вступает кто-то из молодых корнетов.
Обилие гостей стареющему графу только в радость, хозяин легко чувствует себя в обществе военных. Не смотря на простоватость и неряшливость большинства командиров, в зале витает дух дружеской атмосферы.
Появление подполковника создает некий дискомфорт. Он почти не замечает окружающих и вяло реагирует на попытки
– Вам со сливками или молоком? – с поклоном учтиво интересуется слуга.
– Нет, спасибо, – Швецов во вкусах отличен от родичей, предпочитая чай в чистом виде, как пьют в Цинь.
Принесенный самовар разряжает обстановку, возвращая вместе с горячим напитком вкус легкой беседы. Командиры конечно стараются вести себя естественно за столом, но не могут сдержать удивления. Малаховы семья особая, даже в благородных домах Симерии чай подают в стакан, а тут сплошь фарфор.
– А знаете, господа, – продолжает Малахов, наполняя тон поэтически возвышенным тоном, – не смотря на все эти потрясения и ужасы, Ольхово по прежнему процветает. Наши дела идут хорошо и я давно думаю открыть первую трамвайную ветку. Да-да, – оживившись от заинтересованности офицеров, важно кивает граф, – сейчас трамваи ходят только в Екатеринграде, но уверяю, малые города отставать не намерены. Вообще народ у нас хоть и по большей части рабочий, но живет можно сказать зажиточно.
– Но как же нищие на вокзале? – пытается поддержать беседу Швецов, доставая колотый сахар.
Подполковник вспоминает странного незнакомца, виденного им пару раз и сразу вызвавшего подозрения. Но небрежно брошенная фраза почему-то вызывает странную реакцию.
– Молодой человек, – с высоты почтенного возраста, с укором говорит граф, – в Ольхово нет нищих. Многие обвинят меня в излишней жестокости, но я не допускаю всяких проходимцев и попрошаек к черте города, о чем дал строгий наказ жандармам. Пусть мы и шахтерский городок, но не забываем о культуре и чистоте.
Алексею хочется спорить и закричать "но я же видел!". К счастью штабс-офицер отмалчивается, на него и так смотрят с подозрением. Последние дни для всех выдаются тяжелыми, но поведение Швецова никакой войной оправдать нельзя.
– Господин Алексей, – пытается привлечь внимание Ольга.
Никогда еще в жизни Швецов не допускает такой грубости по отношению к женщине. Подполковник резко встает, словив осуждающий взгляд майора Максима. На несчастную виконтесу, не знающую, что делать и как реагировать, нельзя без слез смотреть.
– Простите, – бубнит командир, срывая с шеи платок и оставляя на столе. – Максим Петрович, проведите построение без меня. Мне нужно срочно в город.
– Пить, – не в силах разлепить веки, пересохшими губами шепчет солдат.
Храмовый двор сразу после боев превращается в лазарет, обрастая палаточным лагерем. Там где еще недавно колокол созывал на молитву и лились гимны, слышны стоны и кашель.
– Ох, нельзя тебе пить, братец, – к раненному на хриплый голос подходит Людмила.
Женщину и не узнать в белом облачении сестры-милосердия. Сейчас многие вызываются добровольцами, несут какие есть лекарства или белье для перевязок.