Город. Хроника осады

Резвухин Евгений Юрьевич

– Ты чокнутый! – орет Саммерс, налитыми кровью глазами стискивая пальцы и вонзая ногти в ладонь. В гробовой тишине прекращают греметь на завалах даже работники.. – Я тебя, как комара раздавлю, под трибунал отдам!

Капитан медленно поднимается, зажимая удар. Взбешенный генерал оглядывается, заставляя людей расступаться.

– Немедленно снимите тело, – скрежещет Саммерс зубами, – и похороните.

Никто из солдат однако не двигается. Лиупирается в каменные, посеревшие лица только что вышедших из боя. Лишь сейчас генерал

понимает, командование медленно, но уверенно теряет контроль. Военная операция рискует сорваться с упряжки и превратиться в побоище.

Сделать что-то Ли не успевает. Генерал даже не помнит, как оказался на земле. Горло и легкие дерет огонь при малейшей попытке вздохнуть Перед глазами, налившимися слезами, непроницаемая пелена. С трудом проморгавшись, с ужасом смотрит на огонь. Языки пламени, будто из жерла огнемета, выстреливают из окон и пробоин высотного здания.

– Магия! – кричит кто-то в бесполезной суматохе.

Оглохший генерал различает лишь глухое эхо человеческого гвалта. Люди бесцельно бегают, натыкаясь друг на друга. Высвобожденный заклинанием огонь достигает баррикады, пройдясь по работающим людям и солдатам. Пожар переходит на деревянные части мусора, нескольких человек серьезно обжигает.

Саммерса грубо подхватывают под локоть, выдергивая с земли.

– Видите, генерал, что творят их маги?! – зло шипит Майкл на ухо, продолжая сжимать руку. – Там было пятеро саперов, пятеро отличных ребят. Мы их даже похоронить не сможем.

Капитан насильно разворачивает не пришедшего в себя Ли к пожару. Прямо перед баррикадой на коленях стоит женщина в дымящихся остатках одежды. Рот несчастной раскрывается в вопле, но едва держащийся на ногах Саммерс не слышит.

– Так что либо убьем их всех, либо окажемся там.

Ольхово. Шахтерский район. Тоже время.

Зеленый город. Ольховцы гордились не черным золотом шахтных недр, не железной дорогой. Горожане с отцовской любовью насаждали деревья в парках и скверах, выстраивали из многоцветия роз целые композиции. Дороги охватывали идеально подстриженные изгороди, тянущиеся подобно циньской Стене.

Вячеслав тянет носом воздух. Приходится уткнутся в рукав, сдерживая кашель. Нет, цветами не пахнет. Ольхово нынче город пожарной гари и въевшегося в одежду трупного смрада.

Драгун, царапая одежду о выступы стены, медленно выглядывает из угла. Надолго замирает, вслушиваясь и скользя взглядом по окружающим район домам. От улицы мало остается – прикрывать магией все городские участки было бы глупо. А этому крепко досталось. Вячеслав в пределах видимости не наблюдает ни единого уцелевшего здания. Плотно работали готы. Не дома, а торчащие из земли глыбы. Остатки кирпичных стен и недогоревшие деревянные балки усеивают пол улицы. Пыль заполоняет воздух, словно мошкара, не думая оседать.

Стрельба не смолкает и после окончания боя. То тут, то там гремит одиночный выстрел. Пулемет дает

длинную очередь, горстями разбрасывая ввысь трассеры. Но вблизи никого не видно.

– Ну что там? – шепчет позади в нетерпении Григорий.

Вячеслав некоторое время не отвечает. Сердце никак не успокоиться, среди груд мусора и развалин можно хоть взвод разместить. Ольхово сплошная игра в кошки-мышки. Фронт превращается в смешанное варево, где разрозненные группы сражаются непонятно с кем и как, порой обстреливая с испугу товарищей.

Кавалерист закрывает глаза и делает несколько глубоких вздохов.

– Ладно, – отзывается наконец, крепче сжимая винтовку, – я первый, сразу не лезь.

Пригибаясь, почти на коленях, Вячеслав покидает угол дома. Потихоньку, не высовывая головы с изгороди и стараясь ничего не задевать. Что свои, что готы нервные, стоить чему-то звякнуть или загреметь, со всех точек пальба. Лишь добравшись до груды камней и взяв на прицел окна, драгун дает отмашку.

"Можно было и не таиться", – сплевывает от досады Вячеслав.

Вслед за Григорием из временного укрытия появляются и гражданские. Грохот от кастрюль и еще непонятно какого скарба слышен на другом конце Ольхово. Человек с десять, большая часть бабы, кутающие лица в тряпки и часто скулящие. Остальные насмерть перепуганные дети. Малыши не произносят ни звука, только большие глаза горят на чумазых лицах.

Группа увязалась на обратном пути. От женских истерик и стенаний мужчины отбиться не в состоянии. Будто из земли выскочили, кто-то в руки детей начал передавать. И не бросишь ведь. Гражданские с окраин рассказывают, душа леденеет от творящегося. Гот как в город входит, звереет пуще волка. Насильничают и грабят, детей без разбора на штыки поднимают.

"Как же дошло до такого", – едва сдерживает эмоции Вячеслав, глядя на почерневшие стены, изъеденные пулевыми отметинами.

Мимо пробегает Григорий, хлопнув приятеля по плечу.

– Ты смотри-ка, – унтер указывает на кусты.

– Да труп это, – дергает щекой нервничающий Вячеслав. – Эй! Ты куда?!

Не слушая приятеля, Гриша лезет вперед. Через голову сдавленно матерящегося Вячеслава, сбив тому кепку.Под конец едва не теряет сапог, запутавшись в одичавшем, разросшемся кустарнике. Унтер-офицер с трудом удерживает равновесие, приплясывая на одной ноге. Вячеслав подбирает кепь и только головой машет.

В кустах, лицом вниз лежит солдат в необычной форме. Снизу стандартного для Готии синего кителя, нелепые красные шаровары. На голове феска такого же цвета с кисточкой ... пробитая и почерневшая на краях.

– Ба-а, – протягивает Григорий, рассматривая гостя из дальних стран, – да это негр. Ну да ладно, у меня как раз патроны на исходе.

– Не лезь ты туда! – шипит рассерженной кошкой Вячеслав, дергано водя стволом из стороны в сторону и пятясь. – Вдруг под ним граната. И вообще у него винтовка другая.