Город. Хроника осады

Резвухин Евгений Юрьевич

– Остынь, – унтер хватает товарища за рукав, хорошенько встряхивая. – Побереги патроны, они еще понадобятся.

Гриша обводит взглядом сгрудившихся бойцов. На лицах читается недоумение, страх и ненависть. Кто-то пришел в Ольхово в поисках спасения и крова, иных привел приказ, некоторые провели всю жизнь.

– Город пал, – не видит смысла лукавствовать унтер офицер, – но это не значит, что мы проиграли. Пока жив хотя бы один симерийский солдат борьба не прекратиться. В Ольхово или в любом другом месте будем

бить врага. Пулей, штыком или магией, хоть зубами грызите.

Указывает в сторону позора, белым пятном омрачающего подвиг народа.

– Решайте с кем вы.

Трое выходят из строя без колебаний и Вячеслав с блеснувшими от гнева глазами замечает утреннего говоруна. Под ноги оставшимся падают карабины и винтовки, неспешно отстегивают портупеи, полетевшие следом.

Остальные, включая волшебницу, с места не трогаются.

– Прости командир, – "китель" стреляет глазами к двум последовавшим за ним, – но это уже не война, а безумие. Мы уходим.

Дождавшись сдержанного кивка от унтер-офицера, троица удаляется. Григорий стреляет первым. Следом пальба подключается беспорядочным грохотом. Бойцы не шевелятся, пока дым окончательно не развеивается, являя три истерзанных тела.

– Собирайте все ценное, ничего лишнего, – отдает приказы Григорий. – Оружие, патроны, продовольствие – остальное бросить. Гражданские, если заходят, идут с нами.

Вздыхает, в последний раз глядя на Шахтерский район.

– Уходим. Отступаем на восток.

Храмовый район. Ок 7-00

Людская масса рекой заполоняет улицу. Любе дается с трудом каждый шаг, течение убегающих прочь неуклонно пытается ухватить, оттеснить от храма. Женщина работает локтями, расталкивая тела, не обращая внимания на крики и толчки в ответ. Болит ушибленный кем-то бок, платок, серый от пота и грязи, липнет ко лбу. Жар от пожаров доходит и сюда. Мелькающие лица выпачканы в саже, многие кутаются в тряпки, задыхаясь от кашля и волоча ноги в полубреду.

Грохнувший неподалеку взрыв поднимает гвалт. Кто падает на землю, иные пускаются в бег, наступая на руки, ноги, а то и головы. Из последних сил, надрываясь и сквернословя, вытаскивают застрявшие меж людей баулы. Женщины, захлебываясь в слезах прижимают к груди завернутых в тряпки младенцев.

Вместе с гражданскими уходят и военные. В изодранной форме, едва передвигающиеся смешиваются с толпой. О какой обороне идет речь? Кто защищает баррикады и дома? У иных и оружия то нет. Некоторые садятся по средине улицы, хватаясь за голову и раскачиваясь, что-то завывают под нос.

– Постойте же! – взывает, мечась от одного к другому Людмила. – Солдатики! Ну куда вы бежите?

Замечает бредущего, спотыкающегося драгуна. Небритое лицо исцарапано, кровь смешивается с копотью жуткой маской. Солдат путается в ногах, винтовка, удерживаемая за перевязь, волочится

по асфальту. Расстегнуты пустые подсумки.

– В храме раненные, – женщина цепляется за локоть, но в обращенных в ответ глазах не видя ни единой мысли, – нам нужна помощь.

И все же город продолжает сопротивляться. Люба вскидывает голову -колокольня сотрясается стрельбой. Пулеметный расчет посылает очередь за очередью, вспышка озаряет накинутые мешки, усыпанные гильзами. Ствол харкает огнем, не экономя пули и щедро разбрасывая на готские головы.

Свист. Короткая вспышка и расчет захлебывается во взрыве. Во все стороны летят остатки стальных перекрытий и каменных глыб. Зачатки организованности покидают улицу. Прикрывая головы, люди с криками бросаются в рассыпную, топчут друг друга.

– Помогите, – продолжает молить сестра милосердия, цепляясь за одежду драгуна.

Лишь взрыв пробуждает нечто осознанное в солдате. Пустота в глазах сменяется паникой, на Людмилу таращатся два округленных буркала.

– Кончено все! – орет, разбрызгивая слюни. Хватает за лицо, обгрызенные ногти больно впиваются в кожу. – Барьер пал!

Женщина пытается отстранится, но солдат сжимает сильнее, тряся, как куклу. В какой-то миг Людмила вздыхает, но не в силах впустить воздух, хрипя и задыхаясь.

"Там же раненные, – перед лицом ужаса, с заплывающими глазами думает о лазарете, – если магию прорвали, они же погибнут"

Снаряд падает совсем близко и женщину швыряет на землю. Дышать становится легче, с кашлем пелена развеивается. Судорожно, с болью глотая воздух Людмила смотрит на драгуна. Мужчина распластан, немигающие глаза, со все еще застывшим ужасом, смотрят в небо.

Сидя на земле, женщина осматривается. Над районом возвышается громадина храма, дымящимися куполами взирая на развалины. Улицы опустели.

– Как же так, – всхлипывает сестра, дрожащей рукой закрывая уста. Плечи дрожат, паника так и рвется наружу. – Кто-нибудь! Помогите!

Сквозь треск догораемых поленьев, сквозь канонаду орудий и отдаленную стрельбу вихрем врывается иной звук. Людмила вздрагивает и приподнимается – все отчетливей слышен топот сапог. Маршевый шаг, где нос к носку, единым грохотом сапоги чеканят поступь.

– Юнкера, – шепчет Людмила, то ли с жалостью, то ли с надеждой.

Ровная коробка курсантов величественно появляется на улице. Не в бой, а на выпускной парад. До блеска начищены петлицы и кокарды на барашковых шапках. Руки отмахивают при шаге, винтовки со штыками на плечах.

– Чего голосите, барышня? – студентов ведет драгунский унтер офицер. В противовес марширующим юнкерам, шествует вальяжно, покручивая в зубах папироску. – Не видите – на смерть идем.

– Не оставляйте нас, – с мольбой обращается женщина. – В храме много раненных, мы не справимся одни.