Городошники
Шрифт:
– Это пояснительная записка Прохора, Виктор Васильевич. У него вы все избы видели – в «Музее под открытым небом».
– Да, у него реальный проект. А у вас, Зина, что?
– У меня тоже реальный. Вот здесь у меня, посмотрите, на вершине холма – свечечки, дальше от них спускаются гусенички-шестиэтажки, а ниже горошинки коттеджей рассыпаны.
Виктор Васильевич хмыкнул:
– Гусенички! Горошинки! – Но воздержался от комментариев, спросил: – Герман Иванович согласен с таким решением?
– Разумеется.
–
Кислушка громко проговорила:
– И правильно! А то не знаем, кого слушать.
– Это невозможно, – захныкали девочки, – сдача на носу, а у нас все не так!
– Да! – возмутилась Кислушка. – Один про образ твердит, другой…
– А вы всех слушайте и составляйте свое мнение! – Виктор Васильевич пересел к ней. – Ну, и где ваши дома? Куда вы их запрятали? Слабенькое решеньице. Кого могут удивить эти «био-структуры»? Да вы обиделись? Правду принимать надо.
Кислушка, оправившись от неожиданного налета, предложила язвительно:
– Вот вы и нарисуйте сами, как надо, а я поучусь!
– Здрасьте, а вы-то на что? Вы работайте, а я подскажу, где плохо, а где хорошо, а рисовать за вас я не буду.
– Слушайте, что вам от меня надо?
Виктор Васильевич с широкой улыбкой откинулся на спинку стула.
– Ну и постановочка вопроса. Можно подумать, я пристаю к вам где-нибудь на улице. Но вы, милочка, не в моем вкусе.
– Я вам не Милочка, так меня называют только друзья! – она походила на кошку, нагонявшую своим видом страх, но все-таки осторожно отступающую.
Она потом, как водится, отыгралась на нас.
Вытерев слезы, нарисовав реснички, она с вызовом оглядела меня, потом Славку. Перевела глаза на Прохора.
– У меня к тебе вопрос, как к старосте группы. Дмитриев отсутствовал четыре дня, однако ты ему не проставил «энки».
– Да ладно, – отмахнулся Прохор. – Домой человек съездил.
– Почему ты его покрываешь? Так ты распустишь группу – все начнут ездить, когда вздумается.
– Ты не начнешь, городская, дома живешь.
– А ты общежитский. И это второй вопрос: что делается у вас в общежитии?
– Приходи в гости, узнаешь.
– Того, что я знаю, достаточно. Я, как комсорг и член комитета, не могу больше молчать! У Дмитриева невеста в Таллине, а он состоит в аморальных отношениях с Давыдовой!
– И все-то ты знаешь, – усмехнулся Прохор.
– И о твоем поведении мы тоже поговорим! – пообещала Кислушка. – На наших глазах происходит моральное падение двух комсомольцев, а ты их покрываешь! Если комсомолец собрался жениться, то как он может…
– Так ведь еще не женился!
– Ну и моральный кодекс у вас! А понятие верности существует для вас или нет?! Раз он сделал свой выбор, пусть оставит Давыдову в покое!
– А какое тебе дело до ее покоя?
– Не кричи! И не воображай, что вы
– А он с нашим?
– В данном случае двух мнений быть не может! Или они расстаются, или мы принимаем меры!
Славка дурашливо сморщился:
– Какие меры, Кислушка! Мы переутомились, пойдем, пожуем что-нибудь!
– Я, как комсорг нашей группы…
– …с превеликой охотой трахнулась, – гоготнула Зина. – Да не с кем.
Кислушка с такой силой, как Шустова, решила не связываться, и, обозленная, что на этот раз не удалось улучшить мир, едко хихикнула:
– Это у вас на деревне так говорят?
– Нет, больше делают, чем треплются.
– Ладно, девочки, побазарили и будя, – решил Прохор. – Пошли есть, а то лекция скоро.
Мы побежали в общагу, сварили макароны без ничего (два дня оставалось до стипы) и понеслись на шестой этаж.
Аудитория залита ровным холодным неоновым светом, лекция об архитектуре Италии нас не вдохновляет. Италия далеко, там тепло и зимы не бывает, а здесь с вечера до утра – ночь, день не наступает.
Мы с нетерпением ждали приезда Бабурова, знаменитого градостроителя из Москвы. Но приехал его заместитель – Косицкий. Преподаватели и студенты собрались на шестом этаже. В наступившей тишине я снова вспомнил про свою музыкальную шкатулку, сцепил руки на животе, тискал его и заклинал хоть на этот раз не подвести! Я с умным видом пялился на доску, где висели фотографии городов, от напряжения ничего не видел, очки запотели. Я приготовился к прыжку, но тут Владимир Григорьевич встал – лекция закончилась!
В последующие дни Косицкий прочел нам цикл лекций по ковровой застройке (готовил по ней докторскую диссертацию). Побывал у нас на курсовом проектировании, указал, что реки должны быть шире и шире к устью, а то может быть размыв берегов. И все. Он выставил на прощание бутылку вина «бычья кровь». Мы его проводили, как он выразился, по протоколу.
В комнате темно, холодно, тихо. Напротив архив, а перед ним сугроб. Идет снег, но все еще видно: ЛЮБ!..ЛЮ. Значит, все на самом деле есть.
Простыни сырые, отопление не работало, и верблюжьи одеяла не согревали.
Из кранов текла ледяная вода, и мы «закалялись как сталь».
В институтском подъезде толклись пьяницы.
Возле аудитории стоял наш знакомый дядька – хотел продать нам старинные ходики. Наша знакомая старушка заверяла, что ни за что не расстанется с ходиками, и сетовала, какой у нее сын непутевый, все готов распродать, лучше бы работать пошел и позаботился о старой матери. Дядька сердился: плоха та мать, которая не прокормит сына до пенсии!