Городские песни, баллады, романсы

Кулагина А. В.

3434

Любила меня мать, обожала, Что я ненаглядный сынок, В окопы меня провожала, Давала с собой узелок. Крестила дрожащей рукою, А слезы лились, как вода, Простилась голубка со мною, Простилась она навсегда: «Прощай, мой сынок ненаглядный, Здоров и живехонек будь, Сражайся с врагом беспощадно И мать на войне не забудь». Я долго стоял у вагона И долго с родимой молчал. Последнего матери стона За шумом колес не слыхал. А я тогда дрался, как воин, Герой, был у вас на виду... Теперь награжден костылями. В родную деревню иду. Блеснула знакомая хата, Родная корова мычит, Играют в горелки ребята, И мать у колодца стоит. Я бросился с криком

к родимой И к сердцу прильнул головой. «Ах, здравствуй, сынок мой родимый, Вернулся ты снова домой!» Потом от меня отшатнулась, В лице побледнела слегка. И ласково, тихо спросила: «А где же нога–то, нога?» «Ах, маменька, тяжкую муку Геройски я вынес вполне И бедную левую ногу Оставил врагу на войне».

3535

Это было во Карпатах Между двух высоких скал. Пробирался ночкой темной Санитарный наш отряд. Впереди везут повозки, На повозках красный крест, А с повозок слышны стоны: «Скоро, скоро ли конец?»– «Погодите, потерпите»,– Утешала их сестра, А сама едва шагала, Вся измучена была. «Вот на станцию приедем, Напою вас, накормлю, Перевязки всем поправлю, Всем я письма напишу. Вот один боец диктует: «Здравствуй, милая жена, Жив я, ранен неопасно, Скоро дома буду я». Вот второй боец диктует: «Здравствуй, милая жена, Жив я, ранен, но опасно, Ты не жди домой меня». А сестра все пишет, пишет, Ей на сердце тяжело, Ее муж давно убитый, Сердце кровью облито. Вдруг там стоны раздаются У открытого окна, И к больному поспешила Милосердная сестра: «А чего, голубчик, надо, Иль воды тебе подать?» «Ничего, сестра, не надо, Я уж начал остывать... Об одном прошу тебя я – Напиши родным привет От Ивана–партизана И скажи, что в живых нет».

3636

Кенареечка премлада, Ты утешь горе мое, Мое горе всем известно – Мил уехал от меня. Мил уехал, со мной не простился, Знать, забыл он про меня. Растворю я дверь у клетки, Пташку на волю пущу. На лету я вольной пташке Два словечка накажу, Два словечка, оба тайны: «Слетай к милому к мому, Сядь на яблоньку кудряву И на ветку зелену. Ты пропой ему про участь, Ты про горькую мою». Уж ты участь, моя участь, Участь горькая моя, До чего ты, моя участь, До чего ты довела! Довела ты меня, участь, До позора, до стыда.

3737

Ах ты бедный, ты бедный солдатик, Ты на службу попал с юных лет, Нелегка, брат, солдатская служба, Много вынес ты горя и бед. Тебя рано на службу призвали, Ты любимчик был сын у отца, Служить ты пошел со слезами, Проклиная всю жизнь до конца. Когда на службу тебя провожали, Горько плакала старая мать. С молодою женою прощался, Не мог слова, бедняга, сказать. Погнали тебя в край суровый, Далеко от родимых полей, Ты служишь в бригаде стрелковой, На границе турецких земель. Там гоняют тебя, как собаку, От зари и до поздних часов. Всю ты службу прослужишь, бедняга, Не услышишь ты ласковых слов. Будет бить тебя взводный по морде, Фельдфебель наряды давать, Через них попадешь ты в штрафную, Тюремную жизнь испытать. Тюремный порог переступишь, Будет голод тебя там томить. А потом все пойдет чередою, Ты будешь, как прочие, жить. Будешь есть ты горячую пищу, Не будешь босой ты ходить. Но в награду за это начальство Жадно кровь из тебя будет пить. И в тюрьме ты чахотку получишь, Будешь в койке ольничной лежать, В слезах втихомолку ночами Будешь родную мать вспоминать. Ты не плачь понапрасну ночами, Горючие слезы не лей, А возьми ты, солдатик, винтовку, И все начальство свое перебей!

3838

Братцы, песню дружно грянем, Удалую в добрый час! В мужиков стрелять не станем, Не враги они для нас! Только

злые командиры Заставляют нас их бить... Чтоб солдатские мундиры Этой кровью не срамить, Брат пойдет ли против брата? А крестьяне — братья нам, И для честного солдата Убивать их грех и срам. Сердце нам сжимает болью И не раз уж стон и плач... Этой казни нам довольно, Русский воин не палач. Так затянем же, дружочек, Эту песню в добрый час! В мужиков стрелять не станем, Не враги они для нас!

3939

Под частым разрывом гремучих гранат Отряд коммунаров сражался. Под натиском белых наемных солдат В расправу жестоку попался. Пред нами вышел палач–генерал. Он суд объявил беспощадный, И всех коммунаров он сам приглашал К смертельной мучительной казни. Мы сами копали могилу свою, Готова глубокая яма; Пред нею стоим мы на самом краю: Стреляйте ж вернее и прямо!

4040

Как на синий Терек, как на синий Терек Ехали казаки, сорок тысяч лошадей. И покрылся берег, и покрылся берег Сотнями порубанных, пострелянных людей. Эх, любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом Не приходится тужить! Как первая пуля, как первая пуля, Как первая пуля ранила коня. А вторая пуля, а вторая пуля, А вторая пуля, братцы, ранила меня. Эх, любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом Не приходится тужить! Жена погорюет — выйдет за другого, Выйдет за другого и забудет про меня... Жалко только волюшку во широком полюшке, Жалко мать–старушку да буланого коня. Эх, любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом Не приходится тужить!

4141

На горизонте заря догорала, Ярким был виден закат... А на руках у сестры умирает Краснобалтийский моряк. Только недавно осколком снаряда Рану ему нанесли И в лазарет его в серой шинели С палубы тихо внесли. Доктор вошел, покачал головою, Тихо сказал: «Не жилец. Раны тяжелы, не вынесет боли, Скоро настанет конец». В белом халате, обрызганном кровью, Тихо сестра подошла – Мигом родимого брата узнала, Плач ее нежный встревожил больного: «Брось, перестань ты рыдать, Много погибло из нашей команды, Каждый готов умирать» На горизонте заря догорела, Бледный был виден закат... А на руках у сестры уже умер Краснобалтийский моряк.

4242

Далеко от родимого края, Среди серых обрывистых скал, Где поют перелетные птицы И порой завывает шакал, Там на камне лежит, умирает В грудь раненный красный солдат. Он, рану рукой зажимая, Только вымолвил: «Тихо, мой брат». Кровь из раны текла по шинели, Тяжело он, бедняга, дышал; И хотел приподняться на камень, Как он снова на землю упал. И никто про солдата не знает, Не придет к нему родная мать. Только ворон могучий, холодный Стал сильнее над трупом летать. Так и умер бедняга на камне Среди серых обрывистых скал, Где поют перелетные птицы И порой завывает шакал.

4343

«Знаю, ворон, твой обычай: Ты сейчас от мертвых тел И с кровавою добычей К нам в деревню прилетел Горько рыдать начала. Где же ты летал по свету, Где кружил над мертвецом, Где похитил руку эту, Руку белую с кольцом?» – «Расскажу тебе, невеста, Не таясь перед тобой, За Уралом есть там место, Где кипел кровавый бой. Бой кровавый, пир богатый, Буду помнить целый век... И пришел туда с лопатой Ненавистный человек. Закопал в одну могилу Всех бойцов–богатырей. Звери их теперь не тронут, Над могилой тишина. Над могилой ходят, плачут Сестры, матери, отцы». Вышла Маша на крылечко, Пошатнулася слегка И узнала по колечку, Чья у ворона рука! «Эта рука мила друга, Золото кольцо мое. Я зарою руку в землю, А кольцо возьму себе».