Горсть патронов и немного везения
Шрифт:
Четверо его подельников сидели за соседним столиком и насмешливо рассматривали странного человека, представленного ментом.
— Ты же знаешь, Карат: я с бандитами не пью, — развернув стул к визави, оседлал его Решетников.
Все, включая Карата, заржали, кто-то даже похлопал в ладоши.
— Не очень любезно с твоей стороны, — погасил улыбку Карат. — Где ты здесь видишь бандитов, мент?
— Ну да, ты великий труженик, это мне известно. У тебя от мозолей ладони не сгибаются, —
— Воспитывать меня пришел? — в голосе Карата послышалась угроза.
— Поздно, Карат, да и не мой профиль. Я к тебе по делу пришел.
— У-у-у! Расту! С каких это пор у Карата с легавыми общие дела?
— Правильно мыслишь. Общего у нас ничего нет и быть не может, разве что несколько знакомых. Но о них я тебя спрашивать не стану — все равно не расскажешь, так что цирк устраивать ни к чему.
Карат отставил бутылку, по-бычьи наклонил голову и уставился на Решетникова немигающим взглядом:
— Так что же тебя интересует, мент?
Решетников покачал головой:
— Триумфа не получится, публику твою я разочарую: перед тобой частное лицо, хотя позиций я не сдавал и к братве твоей отношусь по-прежнему. А интересует меня разборка на Яузе осенью девяносто второго.
За соседним столиком снова загомонили, предвкушая ответ бригадира, но Карат бросил на подельников неожиданно злобный взгляд и помрачнел: разговаривать предстояло серьезно, ведь о его участии в той разборке Решетников не сказал ни следствию, ни суду, иначе тянуть бы ему по семьдесят седьмой за бандитизм.
Карат умел платить по счетам.
— Что конкретно? — спросил он, выдержав длинную паузу.
— С чего началось и чем кончилось.
Кенты Карата снова засмеялись, кто-то отправился за пивом. Стал накрапывать дождик, и двое натянули цветастый зонт с рекламой «Мальборо» над головами Решетникова и своего бригадира.
— С чего началось? — извлек из кармана коробку «Хенри Винтермана» Карат. Предложил Решетникову, тот отказался. — А черт его знает. Я ведь тогда рядовым бойцом был, «качком».
— Сколько вас, таких «качков», выставили?
— Машин восемь, кажется. Да у сибирской бригады так же. Поровну, боссы все оговорили, сечи не должно было возникнуть вообще. Сыр-бор разгорелся из-за заправки на Шереметьевской.
— Ну да? — недоверчиво покачал головой Решетников.
Карат усмехнулся:
— А может, и нет. Достали они нас.
— Кого?
— Ты как на допросе прямо, Решетников. Говорю ведь — мое дело кулаками махать, если что. А там разное говорили, я не вникал: меньше будешь знать, дольше проживешь.
— А что говорили?
Карат с наслаждением затянулся сигарным дымом.
— Может, выпьешь?
— Завязал, — признался Решетников.
— Сказал бы, под кого роешь, легче было бы вспоминать.
— Ни под кого, Карат. Дело давнее, к тебе и твоим бойцам отношения не имеет. Да и ни к кому из живых.
— А мертвяков там не было, Решетников, — уверенно сказал Карат.
— Так уж и не было?
— Вон оно что… Гриша Потоцких, значит? Брат его подрядил?
— С братом незнаком. Да и о нем раньше не слышал. Я ведь тебя не спрашиваю о твоих делах, Карат? И стучать ни на кого не заставляю. За разборку ту все, кому положено, отсидели. Так что опасаться тебе нечего. А про заправку ты Виолетте Раздорской ночью расскажешь, мне лапша не нужна.
— Была заправка, — выставил ладонь Карат, как свидетель на суде присяжных. — Хотя, конечно, ерунда. Кемеровские квартиры в нашем районе повадились отбивать, прибрали платную стоянку на Останкинской.
— Чью?
— Бори Ямковецкого.
— Как это — прибрали?
— Ну, пытались прибрать. Выставили счет, никто им платить не собирался, конечно, тогда они кинули пару гранат из ствола, покалечили две или три машины… Ты же помнить должен.
— Помню. Заявления никто не написал.
— Правильно, Ямковецкий это дело уладил с МУРом и с владельцами. А потом кемеровцы за Ярославский рынок на проспекте Мира принялись. Мы его только у «пиковых» отбили. Они, гниды, с ними вступили в альянс, обложили данью перекупщиков, защиту им пообещали. В наш «общак» перестали бабки поступать.
— После Бурого Давыдов был?
— Давыдов сидел. Ямковецкий в «смотрящих» ходил, Гриша точек пятьдесят держал.
— В каких они были отношениях?
— Как когда. Где вместе дела проворачивали, если по-крупному, а где по отдельности. Потоцких наркоту гнал, держал связь с крутыми барыгами. Но еще до посадки Давыдов его метелил пару раз, говорил — ссученный, ментовская «крыша», мол… ну да это тебе видней.
— Мимо, Карат, — заверил Решетников. — Если бы так было, я бы к тебе не приходил.
— Может быть. Значит, гэбэшная «крыша», но братва его не уважала — чужак.
Решетников достал из кармана фотографию:
— Взгляни, Карат, он здесь есть?
Карат внимательно посмотрел на снимок, показал на человека лет тридцати с черными вьющимися волосами и хищным выражением на вытянутом, с резкими чертами лице:
— Да вот он, покойничек.
Потоцких сидел вполоборота к Бесу, вытянув руку с вилкой, на которую был нанизан корнишон.
— А еще кто-нибудь здесь есть из твоих знакомых?