Горсть патронов и немного везения
Шрифт:
Нежин не помнил.
На АЗС неподалеку от станции, где работал Квинт, они сразу увидели «Ягуар» Столетника. Самого Квинта застали под эстакадой — весь в мазуте, он прикручивал глушитель к белоснежной «Вольво».
— Сан Саныч! — улыбнулся радушно и протянул руку своему спасителю, предварительно протерев ее ветошью. — Чем могу?
— Можешь, Толя. Это Женькина тачка?
— Его.
— А сам на чем?
— Черт его знает! Он за последние три дня их сто-олько поменял!
— Как… поменял? Он что, миллионером стал?
— Кооперативом «Авис» на Вернадского пользовался. Сперва мой «опелек» одалживал — я его уже продал вчера, — потом попросил свести с корешем из «Ависа», он там агентом служит. Пригнали ему «Ауди» — «сотку»,
Нежин и Каменев удивленно переглянулись.
— Зачем, не говорил?
Квинт улыбнулся:
— Вроде бабенка у него какая-то появилась, иномарки любит. Пыль в глаза пускает, что ли? Закадрить хочет. А может, и шутил, вы ж его знаете.
— Хороши шутки, — задумался Каменев. — Нынче «пыль в глаза» кусается. Откуда у него такие капиталы?
— Капиталы — будь здоров! — согласился Квинт. — Он еще мне фото показывал, там какой-то мужик в шикарном восьмицилиндровом авто с выставки. Просил разузнать, где такую купить можно. «Понтиак-Протоспорт-4», спортивная. Класс!
— Нда-а, — покачал Каменев головой, — «Ягуар» его, значит, больше не устраивает?
— «Ягуара» он просил меня перебрать на предмет «жучка». Водили его, что ли…
— Вот как? И на твоем «Опеле» водили, не говорил?
— Нет, «Опеля» он загнал. Коробка полетела, я вчера часов пять перебирал. Царапину после его гонок на заднем крыле пришлось шпатлевать и подкрашивать.
— Значит, сейчас он на «Пежо»?
— Выходит, так, если опять не поменял.
Через пятнадцать минут Каменев дозвонился до агентства по прокату автомобилей и выяснил, что клиент, он же Столетник, он же Француз, взял напрокат автомобиль «Пежо» цвета «сапфир» под номером 342-28 MX до четырнадцати часов сегодняшнего дня, но оговорил возможность продления и внес сумму в размере пятисот пятидесяти долларов. Диспетчер назвал номера двигателя и шасси, а также регистрационный номер договора, дату, фамилию водителя-доставщика, данные о водительских правах клиента и паспортные данные.
— Что будем делать, Вадик? — после долгой паузы спросил Старый Опер. — По всем правилам, надо оповещать ДПС и патрули ГАИ, систему «Поиск» включать. Что там у него за баба появилась, что он машины как галстуки меняет и «жучков» боится?.. Тыщи баксов разбрасывает, чтобы каждый раз к ней на новой тачке подкатывать? А сам у меня недавно полтинник «деревянными» брал…
2
Старый Опер был монументален, как Петр в исполнении Церетели. Тем, кто видел его впервые, приходилось только удивляться — как это при наличии такого опера в России до сих пор процветает преступность? У него любили брать интервью. Придет, бывало, уголовный хроникер и спросит: «Ну что, Сан Саныч, как прошла операция по захвату налогонеплательшиков (фальшивомонетчиков, путан, налетчиков и прочих дилеров-маклеров-дистрибьютеров)?» Читатели, мол, интересуются. И Каменев удовлетворяет интерес читателей до тех пор, пока пленка в диктофоне не кончится. Вернется уголовный репортер к себе за редакционный стол, вооружится стилем… а писать-то и нечего, потому что если всю нецензурщину с пленки убрать, так останется только то, что и без него уже написано — в Уголовном кодексе. Когда эту хитрость разгадали, стали подсылать к Старому Оперу женщин — как можно постарше и поинтеллигентнее. Тогда он стал врать как сивый мерин, с самым серьезным при этом выражением: «Кто-то сообщил нам о налете, — говорил, глубоко затягиваясь «Дымком». — Успели предупредить своих и подтянуть свежие силы. Первую группу захвата положили из двадцати стволов, десять наших как будто не рождались на свет: наповал!.. Несколько пуль отрикошетило, пострадали невинные жертвы. Министр Куликов распорядился подтянуть резервный полк внутренних войск. — Он подходил к карте
Больше к Каменеву корреспондентов не посылали.
Да они бы и сами не пошли, если бы хоть раз видели Старого Опера во гневе. А в этом состоянии он был страшнее Громовержца, потому что последний избегал (или не знал) непарламентской лексики.
Так в воскресное утро 14 сентября 1997 года он распекал лейтенанта Юдина и сержанта Галибина, оставленных накануне по его распоряжению возле дома № 4 по улице Серебряноборской для наружного наблюдения. Даже Вадим Нежин испуганно вжался в угол кочегарки во флигеле больницы для ветеранов, где происходила экзекуция.
— К чему мне эти зехера?! — вопрошал Старый Опер патетически, не стесняясь голых русских артисток на прокопченных стенах. — Забирай клифт, сдавай шпалер и капай со всем бутером и котелками, вонь рейтузная!..
— Да не пили мы, товарищ полковник, хоть экспертизу назначьте! — поднял руку для крестного знамения лейтенант. — Думали, свой.
— А почему ты у него ксиву не проверил, когда он возле блатхаты околачивался, бздила-мученик?! Молчишь?.. Да потому что не было вас там! И не забивай мне баки! Хорошо, вас ветеран на его след навел, а то бы и у больницы не засекли!.. Все! Двести двадцать семь дробь один — инфляция доверия!..
Сержант имел неосторожность нервно улыбнуться.
— Что ты лыбишься, как двенадцатый номер галош?! Номер записал?
— Я записал! — полез лейтенант за блокнотом. — «Пежо», синий, 342-28 MX.
— Синими бывают только… знаешь, кто?.. Еще раз повтори все, что он сказал!
— Сказал: «Свяжись с МУРом, сообщи, что она не вышла на дежурство! А в общем, не надо, я сам сообщу!» И телефон достал.
— Он! — посмотрев друг на друга, хором констатировали Нежин и Каменев.
Позабыв о провинившихся милиционерах, точно их и не было тут вовсе, Старый Опер вбежал по пандусу в приемный покой, приговаривая: «Зачем волку жилетка, он ее о кусты порвет», — что относилось и к милиционерам, и к Столетнику, и ко всем прочим, вышедшим из его доверия.
Десятиминутная аудиенция с процедурной медсестрой, сменившей Зою Шныреву на дежурстве, закончилась выпиской адреса последней в блокнот и подробным повторением всего, чем интересовался и какую информацию получил Столетник.
— Что же ты, сестричка в лаковых сапожках на шелковых каблучках, первому встречному-поперечному своих коллег закладываешь?
Она испуганно опустилась на кадку с пальмой:
— Так он же сказал, что из… из милиции?.. — проговорила испуганно и зарделась, как рак в кипятке.
«Влупился в старую шкуру, прохиндей!» — подумал Каменев и погрозил ей пальцем:
— Чтобы о нем и о нашем разговоре знали только двое: я — и больше никто, ясно?! Дунька Вырви Глаз!
Он стремглав сбежал по лестнице, вскочил в «Волгу», не удостоив вытянувшихся в струнку нерадивых коллег взглядом.
— Уехала! — выдохнул, обращаясь к Нежину. — С Савеловского вокзала уехала!.. Подробности сейчас узнаем. Гони на Минскую, Володя! К Шныревой.
Он снял трубку и стал яростно тыкать в кнопки, потом долго слушал гудки, мысленно проговаривая текст, который собирался изложить Столетнику — нечто наподобие ультиматума, согласно которому тот должен был немедленно явиться пред его очи, а в противном случае он будет вынужден считать его причастным к делу об убийстве Балашовой — раз, и раздружится с ним окончательно — два.