Горячее лето
Шрифт:
Алексей собрался было уходить, но остановился и, как бы между прочим, сказал:
— Только учтите, новые станки в первую очередь будут давать рационализаторам.
Если с рационализаторскими предложениями Олейник-старший не торопился, то заявление на имя начальника цеха о переводе на новый станок написал. Алексей увидел его на столе в кабинете Вербина.
— Второе заявление Олейник написал, — недовольно буркнул Вербин. — Доказывает, что на новом станке покажет себя — и точка. А ведь станок у него еще хороший.
— Может, надо испробовать.
— Нет, этого
— Зашел узнать, где сменный мастер Стрижова? — спросил Коваленко. — Что-то ее не видно.
— А как ты ее увидишь, когда она приболела?
Уже в девятом часу вечера, после начала работа второй смены, нормировщик Гришина, увидев свет в кабинете начальника цеха, зашла к нему. Он сидел за столом, заваленным разными инструкциями, письмами, журналами, и непонятно, читал их или просто был занят другими мыслями.
— Григорий Петрович, — сказала Ирина. — Когда вы бываете дома? Не я ваша жена!
— Ты тоже задерживаешься.
— Я — другое дело. И задерживаюсь только тогда, когда наряды закрываю.
— Ну, присаживайся, коль зашла, — сказал Вербин. — Как с фондом зарплаты?
— Уложились. Мы всегда бы укладывались, Григорий Петрович, если бы не оплата этих субботних магарычей.
— Как ты сказала? "Магарычей"?
— Так все говорят в цехе. Разве вы первый раз слышите?
— И придумают же. Ничего, Ирина, не поделаешь. То металла нет, то станки ломаются, вот и попробуй без магарычей.
— Но ваша личная жизнь…
— Ты права, в цехе она… Хотя постой… Смотрел "Спадщину", когда приезжал на гастроли Киевский театр имени Франко. Вот неделю назад Софию Ротару слушал. Олег Кубата помог.
— А я на ее концерт не попала. Билетов не достала.
— Что же мне не сказала, я бы свои отдал.
— Как свои? У вас же лишних не было?
— Я бы для себя нашел. Имей в виду на будущее. Для тебя я готов на все…
Ирина, растерянная, стояла у стола.
— Иринушка, — взволнованно промолвил он. — Я тебя… Я привык к тебе и не представляю…
Ирина не помня себя выскочила из кабинета и пошла не через цех, как всегда ходила, а во двор завода.
"Только бы не встретить кого-нибудь из знакомых. Что это? Меня любит Григорий Петрович?! За что? Что он во мне нашел? Вспыльчивая. Злая. Да у него же и семья! Трое детей. Может, это оттого, что семью он видит мало. Все цех да цех! А я? Мое-то поведение?! Может, дала повод к этому? Нет, я просто уважаю Григория Петровича. Иногда делюсь мыслями с ним, как с отцом или хорошим товарищем. Мы бывали даже вдвоем, но все в норме, в рамках".
Она стала припоминать командировку в Киев, в которой они были полгода назад. Вечером гуляли по многолюдному Крещатику. Потом сидели в кинозале. Смотрели кинофильм. Правда, она боялась, что ее руку возьмет Григорий Петрович. А потом так захотелось самой положить свои ладошки в его большие ладони! Но этого не случилось. Они даже не поделились впечатлениями о кинофильме. И как только покинули кинозал, перевели разговор на заводскую тему…
Возвращаясь
"А ведь любила я своего Николая, когда выходила замуж. Гордилась своим моряком. Формой, что ли, он меня покорил. Кто из семнадцатилетних девчушек не влюблялся в моряков!"
Но не только формой увлек ее Николай… А потом все прошло. Может, с того самого вечера, когда утром, в воскресенье, в дверь их квартиры постучались. Робко постучались. Открыла.
— Здесь живет Николай Гришин? — смущенно спросила курносая девушка с обильными веснушками.
— Здесь…
— Позовите его, пожалуйста!
Николай сначала застыл посреди комнаты, а затем бросился к двери.
— Зачем ты, дура, сюда прикатила? — услышала Ирина шепот мужа. — У меня жена, дочь!
— Но ты же обещал, клялся! У меня ребенок будет, как же так, Коля! Я тебе поверила…
— Какой ребенок, едрена корень! Ну, побаловались… Так ты не только со мной в своей кладовой…
Дальше Ирина ничего не слышала. Но хотела слушать. Какой ужас!.. А когда муж вернулся, ее дома уже не было. Собрала кое-какие вещи и вместе с соседским мальчиком отнесла к Полине.
А спустя месяц он все-таки уговорил ее вернуться домой. Нет, не простила, в душе такого не прощают. Просто хотелось сохранить семью. Она ведь три года его ждала. Сколько к ней женихались… Но она ждала своего Николая. "Во время войны женщины четыре года ждали, — рассуждала она. — А мне три года…" И ждала. А он, условно освободившись, завел девушку. Где-то ребенок без отца растет.
Под ногами скрипит снег, а думы одна другую нагоняют. А может, она сама виновата, что ее Николай к рюмке прикладывается? Пошел даже на преступление. Вместе с дружками два автомобильных моста вывез из завода и продал.
"А все-таки я напрасно ему простила. Да все родители: "Дочке нужен отец!"
Хотела как-то дальше отодвинуть мысли о Григории Петровиче. Но они сами приходили, и отбросить их было невозможно. Ну, а дальше? Как она завтра встретит начальника цеха? Как посмотрит ему в глаза? Ведь все это не случайное, вдруг набежавшее, а может, выстраданное не одним днем. Он себе цену знает. Вон Юля ему симпатизирует, даже Светлана, а он их и не замечает. А красивые! Лица словно с картины списаны. Что же ей делать? Наверное, надо увольняться. Долго это в тайне не продержится. Пойдут слухи. Да и Вербину не поздоровится, еще чего доброго в партком вызовут. Нет, надо увольняться или проситься в другой цех. Иного выхода она не видела. А любит ли она Григория Петровича? Этих вопросов она пока не задавала. Ей сразу трудно разобраться в своих чувствах.