Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки
Шрифт:
Вторая половинка моей открытки не обнаруживалась, на девушку в сорок килограммов рассчитывать также не приходилось. Потеряв всякую надежду на главный приз, я подошел к распорядителю, который терпеливо выискивал идеальную пару весом сто двадцать восемь килограммов, и задал первый пришедший в голову вопрос:
— Интересно, кто написал эти стихи на стенках?
Ее звали Тамара. Тонкая, длинноногая, в светлом капроновом платье, на лакированных гвоздиках, она ничуть не походила на человека, пишущего стихи. Она приближалась ко мне и ослепительно улыбалась.
— Давно вы пишете стихи? — спросил я наконец.
— Я стихов не пишу, — она снова ослепительно улыбнулась.
— А это? — я показал на стенку.
— Это? — Тамара повернулась и принялась с интересом рассматривать свои стихи. — Ах, это. Так это же комсомольское поручение. А ведь стихи — когда пишешь от души. Правда?
Она еще сомневалась в этом.
— Вот у нас есть Бела, — продолжала Тамара, — пишет настоящие стихи. Она вместе со мной живет. Ее в «Смене» печатают.
— Тоже про любовь и половинки?
— Что вы? Она дает первый класс. Про космонавтов.
— Тамара, покажите свою открытку, — попросил я.
Нет, Тамарина половинка никак не соединялась с моей. Тамара вытянула шею и принялась шарить глазами по залу.
— Зоя! — крикнула она. Подошла нарядная девушка в юбке колоколом. Предъяви свою половинку, — сказала Тамара.
— А я уже нашла, — хохотнула девушка и стрельнула в меня глазами.
— Алика не видела? — спросила Тамара.
— Ищи сама своего Алика, — девушка махнула юбкой и убежала.
— Какой Алик? — спросил я. — Из горкома?
Тамара быстро вскинула глаза:
— Вы его знаете?
Я рассказал Тамаре, как раздобыл пригласительный билет на вечер, и невзначай добавил, что Алик улетел.
Тамара сразу погрустнела и сказала:
— Пойдемте танцевать фокстрот.
Делать нечего, пошли танцевать фокстрот.
Джаз-оркестр работал на общественных началах. Дирижер был диспетчером автобазы и то и дело сурово поводил кустистыми бровями, когда кто-либо из музыкантов фальшивил. Экскаваторщик выступал в роли тромбониста, и тромбон его задирался кверху подобно ковшу с породой. Ударником была строгая девушка в очках, инженер-конструктор. Она глубокомысленно ударяла барабанными палочками, как будто выводила геометрические линии.
А где, интересно, работает Тамара? На машиносчетной станции, сокращенно МСС. Кем? Оператором. Интересная работа? Даже очень. Начальница такая хорошая, добрая. Только шум большой от машин. Сплошной грохот. Что же они делают в таком сплошном грохоте? Механизация учета, организация работ. Приходите посмотреть.
Мы продолжали светский разговор, а мне казалось, что я все глубже погружаюсь в темную холодную воду. Для такого странного ощущения не было никаких видимых причин — играла музыка, я танцевал с красивой девушкой, но холодная вода обволакивала меня все плотней, и никакой надежды выбраться уже не было.
Фокстрот кончился. К Тамаре подбежала веселая толстушка:
— Томка, начинаем конкурс.
— Это Бела, — сказала Тамара.
— Которая в «Смене»
Бела холодно поздоровалась со мной и побежала на сцену. Там она захлопала в ладоши, призывая к тишине, и объявила условия конкурса.
— Я сама этот номер придумала, — заявила Тамара, и мы стали смотреть на сцену.
В этом конкурсе могли участвовать только самые бесстрашные и отчаянные. Три здоровенных парня взгромоздились на сцену. Бела вручила каждому детскую бутылочку с молоком и соской, скомандовала: «Раз-два-три!» — и парни, подбадриваемые болельщиками, принялись наперегонки сосать молоко из бутылочек.
Победил достойный — детина двухметрового роста, с огромными красными ручищами, в которых он неуклюже держал опустошенную бутылку. Бела привстала на цыпочки и торжественно повесила на грудь парня бумажный передник с надписью: «Лучшему молокососу», а потом вручила приз — недорогой портсигар. Все очень смеялись.
Бела доставала призы прямо из трибуны. Я прошел за кулисы и заглянул. Никогда не видел такой трибуны: вся она была начинена призами: кульками конфет, шоколадными коробками, безделушками. Две бутылки шампанского достойно венчали эту великолепную пирамиду.
Начался танцевальный конкурс. Тамара танцевала в паре с высоким блондином. Она действительно танцевала красиво. И блондин танцевал красиво. Они завоевали первый приз — бутылку шампанского.
Потом были прыжки через веревочку с завязанными глазами, бег в мешках, шарады, викторины — полный комплект образцово-показательного веселья из журнала «Затейник». И всем было весело.
В гостях
Адрес, который дала мне Тамара, приглашая в гости, выглядел несколько необычно: Ленинградский проспект, засыпушка № 5.
— Дом номер пять? — переспросил я.
— Нет. Именно засыпушка. У нас даже почтовый адрес такой. Белая, веселая такая засыпушечка.
И вот я шагаю в гости по Ленинградскому проспекту молодого города, поставленного прямо в тайге. В этом городе добывается не то золото, не то руда, не то алмазы — во всяком случае, что-то весьма важное, иначе не съехались бы сюда со всего света тридцать тысяч человек.
Ленинградский проспект ничем не отличался от других улиц города. Еще недавно он был первой просекой, прорубленной в тайге, и, верно, за свою первостатейность стал проспектом.
По правую сторону проспекта стояли двухэтажные дома, по левую палаточный городок. На каждой палатке — аккуратные таблички, не хуже столичных. Палатка № 1. Дальше, как полагается, идет палатка № 3, а потом сразу — 27.
За фасадными табличками виднелись другие палатки, и я сделал решительный шаг в сторону от Ленинградского проспекта.
Подобные поселения, именуемые «нахаловками», имеются чуть ли не в каждом новом городе. Собственно, с них и начинается всякий город. В палатках живут строители: землекопы, плотники, штукатуры. Они строят новые дома, прокладывают улицы.