Горыныч 3.0. Инициация
Шрифт:
— Да, давай, научу… Мне всё равно их надо побольше наплести…
— А зачем тебе много венков? Тем более, что Купала вроде бы не скоро…
— Купальский венок защищает дом… — осторожно сказала Оляна, вспомнив о запрете рассказывать людям о народах Нави, и перевела тему: — А ещё поверье есть, что венок на Купалу позволит русалке выйти на берег. И вообще это мой любимый праздник, когда костры выше головы, хороводы и песни. И я каждый год ищу цветы папоротника! Правда… ещё ни разу не нашла, но смысл не в этом…
— Ты смешная, — с улыбкой перебил её Миша.
Они стали встречаться каждый день на берегу озера. Гуляли, купались и разговаривали
Тогда казалось, что то, что она чувствует к Мише, это и есть то самое. Она представляла, как будет всегда-всегда с ним. Так же гулять и обо всё говорить. А потом к ним присоединятся их дети…
В конце обрядовых празднеств, на завершающий ритуал очищения — Купалу — Оляна упросила прадедушку Ладимира допустить и Мишу.
И ради человека прадед даже держал некоторые иллюзии, чтобы не смущать человека иными, не слишком похожими на людей участниками праздника: например, озорными огневицами, которые начали свой финальный танец, закончившийся поджогом огромного главного костра — Царь-огня — из вытащенного со дна озера топляка, сетей, неводов и ритуальных подношений. Тот, получив дар огневиц, полыхнул сразу весь — ярко и мощно, с утробным удовлетворённым гудением; вершину его венчало колесо — символ Солнца, — а в небо летели огромные яркие искры, которые как будто зажигали звёзды. Оляна знала, что огневицы в расплату за обряд потеряют человеческий облик до самой зимы. От них останутся лишь угли, которые нужно будет со всем тщанием собрать и принести в Гнездо. Ближе к Коляде огневицы из угольков превратятся в детей, за которыми чаще всего присматривал дедушка-Огнеслав. Когда Оляна и её сёстры были маленькими, они иногда играли с «живыми огоньками». Те дети быстро росли — как говорится, не по дням, а по часам, — и к Купале уже становились «девушками на выданье», единственная задача которых — пожертвовать собой в обряде поджигания Царь-огня. Озара даже с кем-то из них могла общаться в силу своей близости к огню.
Миша охнул, увидев зажигание огромного костра, но вроде бы особого удивления не выказал. Оляне было любопытно, что увидел её любимый, но она смолчала, ничего не спросив. Далее потянулись в хоровод русалки и полевицы с венками и цветами в распущенных волосах и специально расшитых рубахах.
Во взгляде Миши отражались блики огней, он улыбался так искренне и как будто чуть растерянно. Ладонь Оляны лежала в его руке, и она, поддавшись чувствам, как заворожённая, потянула его прыгать через один из малых костров, зажжённых уже от Царь-огня в ходе обряда очищения. В Купалу вот так, взявшись за руки, через костёр прыгали только парочки. Так Оляна хотела показать Мише, что готова считать его суженым.
Но сначала Миша замер перед костром, вглядываясь в полыхающие языки пламени, а затем посмотрел на неё глубоким взглядом. Оляна так и не поняла, что в нём было. Ей даже показалось, что Миша что-то прошептал одними губами, и на миг в сердце кольнуло стылой иглой, так как послышалось, что он сказал «прости» или даже «прощай».
А потом
Миша кулем упал с другой стороны костра, сильно напугав Оляну: почудилось, что он не дышал. Оляна приложила ухо к его груди и услышала совсем слабый стук.
— Что?.. Где я? — моргнув, сел Миша, рассматривая её мутным взглядом. Вокруг них начала собираться перешёптывающаяся толпа.
— Проводи его до дома, — сказал прадедушка Ладимир, посмотрев из-под кустистых бровей.
«Оляна зря привела этого парня. Праздник и обряды народов Нави не для простого человека», — услышала она с помощью Дара в спину.
Глава 4
Воспоминания плохие
— Я много выпил, да? — пьяно улыбаясь, спросил Миша, действительно как-то пошатываясь. — Где мы были? Дискотека какая-то на озере, что ли? Там вроде девки танцевали и музыка странная… О, а ты тоже ничего… Как зовут?
Оляна так переживала, что навредила Мише тем, что хотела разделить с ним свой любимый праздник, что почти не слушала, что тот бубнит себе под нос.
— Ничего не помню, в голове шумит. Эй, ты слышишь вообще? Как, говорю, тебя зовут? Напомни.
— Что? — переспросила Оляна, вглядываясь в лицо Миши. Тот страдальчески хмурил брови.
— Говорю же, голова трещит от выпитого. Забыл, как тебя… Мы на празднике познакомились или как?
— Но мы… мы уже две недели… — прошептала Оляна. — Я… Я Оляна…
— Оляна? Зовут так странно, прям как нашу Блаженную из класса… У неё ещё фамилия такая смешная — Правда. Оляна Правда. А у тебя какая фамилия? — в полумраке, несмотря на то, что юдварги видят лучше людей, Оляне сначала показалось, что Миша так не слишком удачно шутит, но потом она всё же увидела, что тот серьёзен и одновременно растерян.
— Правда… — прошептала Оляна не в силах поверить, что Миша всё забыл. В голове начали мелькать мысли и сомнения. Костёр не принял её суженого? Очистительный огонь не поверил в его намерения? Или её чувства? Или всё дело в том, что она юдварга, а он — человек, даже не кудесник, как мама и её Род. — Моя фамилия Правда… Я и есть та Оляна Правда.
— Пф… Очень смешно… — Миша схватил её за плечи и развернул лицом к свету фонаря: они как раз дошли до деревни вокруг озера. — Ого! И правда… Правда.
Между ними разлилось молчание.
— Что ты там про неделю говорила?
— Две недели, ну то есть даже больше… — перевела прошедшие восемнадцать дней, с семидневную неделю Оляна. — Мы с тобой… Ну…
— Ого. Две недели? Да это прям рекорд, — весело хмыкнул Миша. — Так говоришь, мы уже две недели вместе? Меня что, головой об камень приложило, что ли? Какое вообще число сегодня?
— Шестой день месяца хейлетъ…
— Что?! Какое?
— То есть, то есть… восьмое июля. Да, восьмое… или уже девятое. Полночь наступила уже. Точно. Мы перед днём летнего солнцестояния, двадцать первого июня, встретились… — торопливо пояснила Оляна, теряясь в догадках о том, что же такое случилось.
Миша промолчал, о чём-то задумавшись, а когда они дошли до дома его дедушки с бабушкой, попытался её поцеловать.
— Ты не так меня понял. Прости! — смутившись и запаниковав, Оляна убежала, не зная, что и думать.