Господин адвокат
Шрифт:
– Вот! В бане это самая первая вещь. Да вы только понюхайте, как пахнут. Настоящие березовые, экологически чистые. У вас в городе, поди, таких нема.
– Спасибо, – сказала Татьяна. – Только напрасно вы их в такую даль везли. У нас ведь и бани-то нет.
– Вот елки! – почесал лоб дядька. – Что же мне, их теперь обратно, что ли, везти? Ведь не выбрасывать же добро!
– Ну что вы! Конечно, выбрасывать их не нужно, – сказала Татьяна. – Я ваши веники на стену повешу и какими-нибудь сухоцветами украшу. Они у меня вместо икебаны
Прекрасно понимая всю эту ее суровую иронию, я сердито посмотрел на жену.
– Ну-ну, – недоверчиво сказал Серафим Иванович. Судя по всему, суровой иронии моей жены он так и не понял. – Значит, хозяйке я угодил. Осталось угодить хозяину.
После этих слов Крылатый хитро подмигнул мне и достал из портфеля довольно-таки внушительный пузырь с подозрительно прозрачной жидкостью.
– Что это? – оторопела Татьяна.
– Домашняя самогонка, – радостно сообщил дядька. – У вас в городе, поди, такую не достать. Гляньте, чистая как слеза. Уж поверьте мне, после нее наутро голова болеть не будет.
– Она действительно домашняя? – спросила Татьяна.
– Домашняя, домашняя, – заверил Крылатый. – Сосед на свадьбу своей дочери гнал и меня угостил. А я, видите, вам привез. Не пожалел. У нас ведь в поселке как?! Кто-то самогонку только на продажу гонит. А кто-то производит ее исключительно для домашнего потребления.
– И в чем отличие? – осторожно спросила Татьяна.
– Так для личного-то пользования завсегда вкуснее получается. А на продажу и развести всякой гадостью можно.
– Значит, разница только в этом, – догадалась Татьяна.
– Не только, – назидательно поднял вверх указательный палец дядька. – Еще и в отношении к конечному продукту. Или ты ее из хорошего сырья делаешь, или из бурды какой.
– Я смотрю, у вас в поселке самогоноварение вообще на широкую ногу поставлено, – заметила Татьяна.
– Есть такое дело, – ответил дядька. – Только от ведущих стран в этой отрасли мы все еще заметно отстаем. Вот в Шотландии как? – спросил Крылатый и тут же ответил: – У них там виски, то есть по-нашему самогонку, как и у нас, испокон веку производят. Только у них это традиционным промыслом называют, а у нас административно-наказуемым деянием кличут. Вот и получается, что у них это благородный напиток, а у нас прямое нарушение законодательства. Вот и все дела!
Серафим Иванович посмотрел сквозь запотевшее стекло бутылки и сказал:
– А только как самогонку ни назови, народ ее все равно с большой охотой потреблял и всегда потреблять будет, даже несмотря на то, что от нее, родимой, и многие наши беды проистекают. Ну что, племяша, врежем за встречу по маленькой-то?
– Вообще-то, я не пью, – сказал я.
– Так мы пить-то и не будем. Мы же только попробуем, – разливая самогон в стаканы, сказал он и хотел уже было обидеться: – Ну, ты прямо как неродной. Давай, давай, не томи, поддержи родственника в трудную
Пришлось повиноваться.
Я поднял стакан, выпил и тут же зажмурился. Мягкая волна ударила меня сначала по лицу, потом по плечам и рукам и вскоре добралась до ног.
Судя по вкусу и крепости, жидкость явно предназначалась исключительно для атомных реакторов.
Когда я открыл глаза, вокруг все плавало и было как-то неестественно ярко.
– О-о-о! Да ты, племяша, до спиртного-то слаб, – пристально глядя мне в глаза, заметил дядька. – Вон как глазки-то сразу повеселели!
– Я же говорил, что не пью, – сказал я, а дядька налил себе еще, дыхнул в сторону, выпил, крякнул и тут же закусил.
– Я же, племяша, раньше тоже, как и ты, не пил, – сказал он. – Что ты! У нас в райкоме это вообще не допускалось. Давно это было. Еще при социализме. А выпивать я совсем недавно начал. Когда сына посадили…
– Ой, какой ужас! – всплеснула руками Татьяна. – А что случилось?
Дядька снова достал платок и высморкался.
– Зарезал мой сынуля по пьянке одну старушку. Хоть бабка и дюже вредная была, а все ж таки человек. Теперь мой Серега в тюрьме сидит, суда ждет. Эх, племяша, давай врежем еще по маленькой. Зальем горе горькое.
Дядька выпил еще, занюхал рукавом, зажмурился, прослезился и застонал.
– Ну, не убивайтесь вы так! – сказала Татьяна. – Дай бог, все будет хорошо.
– Да не верю я в бога, – немного придя в себя, сопя как паровоз, ответил Серафим Иванович. – За это ведь раньше запросто могли из партии выгнать. Так и не научился креститься да по-новому жить. Нас, старых коммунистов, теперь только могила исправит.
Дядька выпил еще и заплетающимся языком сказал:
– В общем, беда меня к вам привела, дети. Завтра пойду для Сереги аблаката искать.
– Вы, наверное, хотели сказать – адвоката? – уточнила Татьяна и, дабы поддержать разговор, спросила: – А разве у вас в поселке нет адвокатской конторы?
– У нас все есть, – слегка заплетающимся уже от хмеля языком ответил дядька. – И суд, и тюрьма, и юридическая тоже консультация имеется. Только я им не верю. В городе-то специалисты получше будут. В общем, пока хорошего аблаката не найду, домой не уеду.
– Может, вам помочь? – спросила Татьяна и тут же похвасталась: – Кстати, у нас Коля как раз в коллегии адвокатов трудится.
– А аблакаты там есть? – хмуро спросил дядька.
– Ну, что за вопрос? Конечно, есть, – ответила Татьяна и тут же ткнула меня локтем в бок: – А ты что молчишь? Отвечай!
– Мне ведь какого попало не надо, – сказал дядька. – Мне нужен хороший и при этом не больно дорогой. Чай, не Рокфеллер. – И обратился ко мне: – А ты, племяша, кем в коллегии-то работаешь?
– Он там стажировку проходит. Через полгода наш Коля сам адвокатом станет, – снова ответила жена и снова ткнула меня локтем в бок. – Ты что, язык проглотил?