Господин адвокат
Шрифт:
Я сделал вид, что не заметил обиды, и продолжил бухтение:
– Да и дядька тоже хорош гусь, ничего не скажешь. Как он вообще мог допустить, что я не выиграю дело и не стану адвокатом. Вот уж не ожидал такого от родственника, хоть и от дальнего.
– Я же говорю, все было в шутку, – ледяным голосом и даже не обернувшись ко мне, сказала Татьяна. – Серафим Иванович поспорил так только для того, чтобы не сглазить весь этот проект. Он даже три раза через плечо поплевал и по столу постучал.
– Все равно так нельзя, – сказал я.
Татьяна ничего
Нет, ну вы видели это? Она обиделась и не хочет со мной разговаривать. Значит, им на меня спорить можно, а мне теперь даже и слова в свою защиту не скажи. Они все это начали, а в итоге я еще и виноват остался.
– Хорошо, я поеду в Лебеданск, – сказал я.
– Вот только одолжений мне делать не надо. Ладно?! – наконец-то повернулась ко мне супруга и стала буравить меня тяжелым взглядом.
– Я же сказал, что поеду. Что еще от меня нужно? – с тихим негодованием спросил я. – Что ты на меня дуешься?
– С чего ты взял, что я дуюсь? – спросила она и собралась было выйти из комнаты.
– А как же моя работа? – вдогонку спросил я.
– Ничего страшного, – устало сказала она, остановившись у двери. – Позвонишь руководителю своей стажировки и скажешь, что уехал на несколько дней навестить родственников. Мы с Серафимом Ивановичем уже все за тебя продумали.
После этого она вышла.
Нет, ну вы видели это?!
Продумали они! Умные какие! Впрочем, если они так сильно этого хотят, я спорить не буду. Еще неизвестно, на чьей стороне будет правда. Конечно, потребуется некоторое время, чтобы доказать правоту, но уж когда придет мой черед, я выйду вперед и скажу: «Ага! Я же говорил вам, а вы не слушали!»
В общем, несмотря на мое ужасное нежелание, поехать с дядькой в Лебеданск мне все-таки пришлось.
Обо всем, что происходило со мной в этом славном поселке городского типа, я буду давать подробный письменный отчет, и делать это буду не только в связи с тем, что имею страсть к записыванию разного рода историй, но еще и потому, что это мое первое настоящее адвокатское дело.
Итак, я начинаю.
ГЛАВА ПЕРВАЯ, ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
В первый день моего пребывания в Лебеданске ничего интересного не произошло, может быть, именно по этой самой причине, что приехали мы довольно-таки поздно – в самом конце рабочего дня.
Ехали на перекладных. Сначала на поезде до какой-то тихой станции, потом на автомобиле Серафима Ивановича, который оставлял его на этой самой станции у каких-то своих знакомых.
Надо сказать, всю первую часть пути, которая прошла в плацкартном вагоне, я ехал с камнем на душе. Ожидал увидеть в Лебеданске что-то очень убогое, вроде тех покинутых деревень, которые иногда приходилось наблюдать из окна поезда, и, в общем, был приятно удивлен. Поселок произвел на меня вполне благоприятное впечатление, которое нисколько не портили холодная, туманная погода и мое прескверное
Все дело в том, что всю вторую часть пути – по гравийной дороге в стареньком автомобиле – у меня с Серафимом Ивановичем случился в общем-то никому не нужный спор: жива Россия или нет, и к концу путешествия я вовсю скрипел зубами и сильно жалел, что согласился поехать с дядькой, поскольку выяснил, что он ужасно твердолоб и к тому же зануда.
– Нешто это Россия? – нудил Серафим Иванович, показывая на выставленные у автозаправок вывески с ценами на бензин. – Или, может, это? – тыкал он в сторону рекламных щитов. – Чупа-чупсы одни только и сникерсы кругом. Вот тебе и вся Россия!
– Разве можно делать выводы только по этим вещам? – спрашивал я.
– А по каким? – с готовностью поспорить спрашивал Серафим Иванович. – Может, по государственному строю или по президенту?
– А президент-то вам чем не угодил? – спрашивал я.
– Как к человеку к нему я никаких претензий не имею. Вполне возможно, что он хороший семьянин и замечательный руководитель, но, насколько я понимаю, разговор у нас идет в основном о понятиях. Вот скажи, разве может исконно русским государством управлять человек с заграничным наименованием должности? Ведь, прости господи, не в Америке живем, чтоб под президентом ходить.
– А кто тогда должен стоять во главе нашего государства? Может быть, император всея Руси? – спрашивал я и тут же выстраивал теорию. – Я вообще считаю, что все, что попадает в нашу страну, автоматически русифицируется.
– Понимаешь, чего городишь? – покрутив пальцем у виска, перебил меня дядька. – Может, и монголо-татары в свое время автоматически русифицировались? А что ж мы тогда Наполеона прогнали? Пусть бы оставался и тоже русифицировался. Это ж надо такое выдумать? – довольно-таки грубо высказался он. – Еще и слова-то какие подбирает!
– Я только хотел сказать, что нашему человеку со времен Петра Первого вбивали в голову, что во всем нужно равняться на Европу, и теперь у россиянина выработался стойкий к этому рефлекс. Теперь ему стоит только показать что-нибудь заграничное, и он тут же примет это как свое, родное. Может быть, именно потому французские и немецкие коммунистические идеи в свое время так и прижились в нашей стране.
– Сам себе же и противоречишь, – возрадовался Серафим Иванович. – Что это за Россия, если она, по-твоему, вся сплошь из заграничной материи скроена?
– А что же мы, по-вашему, должны только по-старославянски разговаривать, чтобы считаться настоящими россиянами? Это же естественно, что мы развиваемся, что-то приобретаем, что-то теряем…
– Вот сами себя то мы и потеряли, – заявил дядька.
– Да никого мы не потеряли, – сказал я. – А скорее, приобрели еще одну отличительную черту характера – особую любовь ко всему иностранному.
– Значит, во всем нужно винить Петра Первого? – язвительно спросил дядька.
– Почему винить? – возмутился я. – И, надо сказать, не он один Россию с Западом равнял.