"Господин мертвец"
Шрифт:
Болтая, Брюннер не отвлекался от работы. Перед ним на грубо сколоченном столе лежал солдат, судя по обрывкам мундира, из взвода «желудей» Ланга. Живот его был разворочен, судя по всему, шрапнелью. Отвратительная рана, ничуть не похожая на чистые аккуратные разрезы вроде тех, что демонстрируют студентам-медикам в анатомическом театре. Настоящее месиво из остатков внутренностей с белеющими тут и там осколками кости. Солдат уставился в потолок. Судя по его бесстрастному лицу, это было не первое его ранение. Фельдфебель Брюннер, морщась, ловко вытаскивал из его раскрытого живота ворохи внутренностей, орудуя своим специальным инструментарием – никелированными лопаточками,
Кроме них троих в наспех вырытом блиндаже интендантского взвода никого не было – подручные Брюннера разбежались по расположениям взводов, занятые более мелочной работой, не требующей внимания фельдфебеля: ампутировали пальцы, вправляли суставы, зашивали небольшие прорехи. Судя по старым часам на гвозде, был седьмой час утра. Дирк, давно утративший необходимость спать, ощущал тупое оцепенение, свойственное всякому человеку, которого рассвет застает не в постели. Голова казалась вроде пустой снарядной гильзы, все еще гудящей после выстрела, наполненной ядовитым дымом гранатфюллюнга [66] .
66
(нем.) Granatfullung – немецкое название пикриновой кислоты, использовавшейся в снарядах в качестве ВВ.
– Много моих было? – спросил Дирк поспешно, чтобы избежать очередной истории Брюннера. Присутствие молчаливого собеседника делало главу интендантского взвода опасно словоохотливым.
– Ваших… Да пятеро, считайте. В общем, все легкие. Где пару ребер оторвало, где сухожилия лопнули… С таким любой мясник справился бы, только и умеющий свинью разделать. А, погодите, Классен не из ваших ли?
– Из моих. Парню руку оторвало на моих глазах. Прямое накрытие.
– Оторвало начисто, - подтвердил Брюннер, с выражением брезгливого удивления вытягивающий из разорванного живота почерневший остов печени, - Как косой смахнуло. Ох уж эти осколки… С пулями одно удовольствие работать. Хотя какое тут удовольствие, сами понимаете… Дырочки аккуратные, с палец. Кость там расщепит, это случается, ну и на выходе, бывает, половину кишок вырвет. Но это работы на полчаса максимум. Собрать, требуху в ведро, сшить на два стежка… Раз плюнуть, проще говоря. А вот снаряды – паршивая штука. Порядочная же сволочь их придумала… Разорвется, и вот тебе вместо человека набор рук да ног. Один шальной осколок – и голова с плеч. Скверная штука, что и говорить.
– Так что Классен?
– Руку не пришить, больно уж ловко угодило. Что смог, сделал, а дальше… Я, изволите видеть, не магильер, чудес не творю. Я даже не фельдшер, по хозяйственной части всегда служил… - фельдфебель Брюннер с удовлетворением оглядел выпотрошенный живот и принялся набивать его смоченной в эфире ватой, которую с неизменным изяществом подхватывал с подноса пинцетом, - А парня вашего жаль, конечно. Классена этого. Убивался сильно. Боится, что без руки мейстер его подчистую демобилизует… Солдату по Уставу две руки положено, а одна рука это, понятно, маловато.
– Никто его не демобилизует, - сказал Дирк, глядя в сторону, - Если понадобится, я лично обращусь к мейстеру. Классен хороший парень, еще послужит у меня.
Брюннер не ответил, лишь прогудел что-то беззвучно полными губами. От многочасового труда его широкий лоб был усеян каплями пота, фартук, обтягивающий массивный торс, напоминал палитру художника,
– Стрельба стихла, - заметил Брюннер, откладывая поднос и берясь за дратву с иглой, - Слышите?
Дирк прислушался. И верно, стрельба на поверхности прекратилась. Всю ночь пушки крыли беглым огнем и выли минометы – французы, отводя с захваченных позиций уцелевших, поставили плотную огневую завесу, опасаясь, что противник разовьет наступление. К счастью, фон Мердер решил этого не делать, резонно предположив, что «Веселые Висельники», ставшие острием удара, порядком выдохлись, а собственные силы еще не оправились достаточно от поражения накануне, чтобы развивать наступление. Поэтому штаб принял верное решение, приказав занять отбитые у французов позиции и укрепиться там, вернув, таким образом, ситуацию к «status quo».
Прекращение канонады не порадовало Дирка, напротив, в густой тишине, пришедшей на смену грохоту разрывов, ощущалось что-то беспокойное, опасное. Обычное дело для фронтовика, берлинские врачи даже придумали для этого какое-то специальное название, что-то вроде «синдрома внезапной тишины». Человек, привыкший к рваному ритму артобстрела, к фонтанам земли и каменному крошеву, во внезапно наступившей тишине видит знак гибели.
– Хорошо вы их потрепали, - сказал Брюннер, - Говорят, пуалю драпали, как ошпаренные. Бросили, склады, раненных, снаряды…
– Нам повезло, - просто сказал Дирк, - Мы воевали с людьми, к тому же с теми, которым раньше не приходилось встречать Чумной Легион. Всего несколько магильеров, ни одного мертвеца… Они просто не успели сообразить, что происходит. В следующий раз они не будут так беспечны. За последние сутки мой взвод потерял семерых. Среди которых Юльке и Жареный Курт, которых мне некем заменить. Эта победа досталась нам не легкой ценой, господин Брюннер.
– Уж мне можете этого не говорить… Потрепало нынче «листья», да новые вырастут. Вот увидите, мейстер найдет вам пополнение. После вчерашнего есть, среди кого выбирать, если вы понимаете меня…
– Никакое пополнение не заменит тех, кто выбыл вчера. В Чумной Легион вступить – это не просто в другую часть перевестись. У меня уйдет месяца три, прежде чем удастся сколотить из пополнения боеспособных солдат. И полгода, прежде чем я смогу на них положиться.
– Через полгода, может быть, и войны не будет, - легкомысленно заметил Брюннер, обрезая нитку.
«Через полгода может не быть и меня», - подумал Дирк, но промолчал, глядя как солдат неуверенно поднимается на ноги, поглаживая добротный двойной шов на животе.
– Руками не трогать, - сказал фельдфебель в спину удаляющемуся «Висельнику», - Дважды в день смачивать раствором борной кислоты. И не лезь в следующий раз животом на осколки, не то у меня никаких ниток не хватит… Ну, господин унтер, давайте и на вас взглянем. Нет, ложиться не надо, просто скиньте китель.
– Я цел, - сказал Дирк, снимая мундир. Кожа под ним была неприятно-бледного оттенка и казалась ужасно тонкой. Такая кожа могла принадлежать только тяжело больному человеку, слишком уж выделялись провалы под ее монотонной поверхностью. Медленно текущий некроз уже оставил на коже след, хоть до трупных пятен как у Шперлинга, еще не дошло, - Лицо немного опалило, а так ни царапины.