Господин следователь. Книга 2

Шалашов Евгений Васильевич

Первым делом, разумеется, открыл коробку. А там?! Елы-палы, не может быть!

Когда меня вызвали в кабинет Председателя, намекнув, что ждет какой-то приятный сюрприз, я ждал, максимум, благодарности министра, возможно — Высочайшей благодарности (рановато). Пока поднимался на второй этаж, мысленно нарисовал орден Станислава 3-й степени и примерил его на грудь. Над этим орденом любят посмеиваться — мол, несерьезно, но все носят с гордостью. Он бы у меня на мундире смотрелся красиво, перед Леночкой было бы чем хвастаться.

В коробке лежал красненький крест, с позолотой по краям,

а в центре — нечто беленькое и с завитушкой. Не то вензель, не то стилизованное изображение лица. Лента на орденской планке черная с красным. Это у нас что? Батюшки, так это Владимир четвертой степени! Точно такой же носит наш городской голова Иван Андреевич Милютин. Но ему награду вручили за оказание помощи голодающим.

— Давайте, помогу, — любезно предложил Лентовский, забирая коробочку и вытаскивая из нее орден.

Председатель Окружного суда закрепил орден святого Владимира у меня на груди[1], посмотрел, покачал головой, перезакрепил. Убедившись, что крестик утвердился ровно, полюбовался на свою работу и строго напомнил:

— Господин титулярный советник — не забывайте, что Владимир четвертой степени обязан к постоянному ношению.

Как он меня назвал? Титулярный?

Видимо, взгляд мой был достаточно красноречивым, потому что Николай Викентьевич улыбнулся и кивнул на грамоту, что я держал в руках — мол, разверните.

Развернул. Сверху, типографским способом, написано:

Божію Милостію

Мы, Александръ третій

императоръ и самодержецъ

Всероссійскій, царь польскій, Великій князь финляндскій

и прочае, и прочае, и прочае

Дальше шел рукописный текст неизвестного канцеляриста, обладающего красивым почерком:

Нашему титулярному сов?тнику, судебному сл?дователю Череповецкаго окружнаго суда Санктъ-Петербургской судебной палаты Ивану Чернавскому

Въ воздаяніе отлично-усердной службы и особую храбрость и мужество при задержаніи преступника по засвидетельсву начальства

Всемилостлив?йше пожаловали Мы васъ Указомъ отъ 22 октября 1883 года Капитулу даннымъ Кавалеромъ Императорскаго и Царскаго ордена Нашего святаго Владиміра четвертой степени.

Грамоту во свид?тельство подписать Орденскою печатью укр?пить и знаки орденскіе препроводить къ вамъ Повел?ваемъ Мы Капитулу Россійскихъ и Царскихъ орденовъ.

Эх, почему в грамоте нет подписи самого императора? Классный бы был автограф. С другой стороны, если бы Его Величество подписывал все бумаги, что проходили через его руки, у него указательный палец бы покрылся мозолями, как у меня, в бытность студентом.

— Господа, благодарю вас, не смею больше задерживать, — сказал Лентовский подчиненным, а те, с некоторым облегчением, принялись покидать начальственный кабинет. Не сомневаюсь, что сейчас начнут перемывать мне косточки. Скажут, небось — мол, папочка подсуетился. А иначе, как понять, что орден, положенный надворному советнику, попал на грудь

к коллежскому секретарю?

Повинуясь взгляду начальника, а не фразе из знаменитого фильма, которая стала штампом, отошел в сторонку, чтобы не мешать коллегам.

Оставшись наедине, Николай Викентьевич только развел руками:

— Иван Александрович, еще раз вас поздравляю, но хочу, чтобы вы знали — я здесь абсолютно не при чем. Разумеется, я писал в Судебную палату о том, что судебный следователь Чернавский заслуживает высокой награды, но никак не думал, что вас наградят орденом, да еще и присвоят титулярного советника, в обход выслуги. Не обижайтесь, но для вашего чина и выслуги, да что там — возраста, и высочайшая благодарность — немало. Но сами понимаете, мнение государя не оспаривают и не комментируют.

Я сам в ответ развел руками, не зная, что и сказать. Кто же мне так удружил? Батюшка? Нет, не думаю. Чернавский-старший на такое бы не пошел. Даже не из-за соображений принципиальности — вон, чин коллежского секретаря родитель устроил, а из других. Отец ведь и сам чиновник, пусть и высокого полета, он понимает, что лишний раз использовать собственное влияние, пусть и ради отпрыска — чревато. Да и зачем? Чины и награды должны приходить в свой срок, без торопливости. Батюшка должен понимать, что и новый чин, и высокий орден, скорее доставят сыну хлопоты, нежели радость.

— Все-таки, Иван Александрович, по моему разумению, рановато вас наградили Владимиром, — покачал головой Лентовский. — Понимаете, есть определенная радость, когда ты получаешь свою награду. Вот, отметили бы вас Станиславом третьей степени, ждали бы вы свою Аннушку, а что теперь? С одной стороны, младшие ордена у вас есть, а с другой? Нужно чиновнику расти, нужно, а не прыгать через барьеры. Ну да ладно, это я так, разворчался. На самом-то деле я очень рад за вас. Вон как — ни в одном Окружном суде нет судебного следователя, отмеченного Владимиром, а у меня есть!

Поклонившись начальнику, собрался уйти, но Председатель суда, с отеческой интонацией сказал:

— Когда соберетесь отпраздновать орден и новый чин, не нужно вести нас в дорогую ресторацию. Гораздо дешевле, если попросите свою хозяйку накрыть у себя на квартире скромный стол, а напитки вы закупите в лавке. В этом случае вы побережете свой кошелек, да и злопыханий будет поменьше. Сослуживцы, иной раз, бывают очень нетерпимы к чужому успеху.

— Спасибо, Николай Викентьевич, — искренне поблагодарил я начальника.

Спустившись вниз, первым делом подошел к ростовому зеркалу, стоящему в вестибюле. Ух, красота! А если в петлицах будут красоваться не три звездочки, а четыре… Нет, пардоньте. У титулярного в петлице только просвет и эмблема ведомства.

Он был титулярный советник,

она — генеральская дочь;

Он робко в любви объяснился,

Она прогнала его прочь.

Кстати, почему прогнала? Титулярный советник, не такой и маленький чин, соответствует званию капитана в армии. Не елистратишка, чай. Или у титулярного из песни не было шансов на продвижение по карьерной лестнице, а генеральская дочь хотела сразу же проскочить в статские советницы?