Господин следователь. Книга 2
Шрифт:
Чуть было не ляпнул, что жил на Камчатке, но остановился. Та Камчатка, на которой служил мой отец, и эта, нынешняя — две большие разницы.
— Ничем-то вас не проймешь, — засмеялся чиновник. — На самом-то деле, даже если случится скандал, никто вас никуда не сошлет. Напротив — все станут восхищаться.
— Нет, не надо, — покачал я головой. — Вы мне лучше скажите — для чего вам нужно отмазывать Челнокова?
— Все-то у вас слова непонятные, но интересные. Колоть. Отмазать.
— Николай Иванович, не убалтывайте. Вижу по вашим хитрым глазкам, что вы хотите
— А разве они хитрые? — забеспокоился надворный советник.
— Словно у матерого лиса, который зайчика обмануть хочет.
Конечно я врал. Глаза у Наволоцкого были самыми обычными. Но пусть думает, что я его раскусил. Что именно кусаю — пока не знаю, сам скажет.
— Это вы-то зайчик? Приснится такой зайчик — год икать станешь.
— Опять вы меня пытаетесь уболтать, — вздохнул я. — Все-таки, зачем вам нужно спасть Челнокова? Если это какая-то тайна, не говорите, но намекните. А я начну думать — что делать. Лады?
— Лады. Скажите, что требуется, чтобы вы не трогали купца?
— Хотя бы, чтобы он вернул государству украденное. Понимаю, не он украл, но он не мальчик, и не приказчик. Понимал, что делает, когда покупал краденое. Вернет — стану думать.
— А если я сообщу, что на самом-то деле нужно, чтобы акции остались у Челнокова?
— Не понимаю, — искренне удивился я. — При нашей первой встрече вы сказали, что акции пароходного товарищества очень важны. Сто тысяч, плюс дивиденды. Украли у государства, а мне это очень не нравится.
Надворный советник Наволоцкий помолчал, потом сказал:
— Сейчас я вам кое-что скажу… Сергей Сергеевич Борноволков был наичестнейшим человеком. Никаких акций он не воровал. Он пожертвовал своим именем ради важного дела.
— Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, — пробормотал я. Посмотрев на Наволоцкого, спросил: — Понимаю, что это какая-то тайна… Давайте, я начну выдвигать гипотезы, а вы молчите. Можете даже не кивать, попробую угадать…
Я быстренько вспомнил, что вообще знаю об акциях, потом принялся излагать соображения, посматривая на лицо Наволоцкого:
— Акции были из Экспедиции, значит, они настоящие… Нет, почти настоящие. Что-то в них не так. Либо номера, либо какие-то надписи. Скорее всего — номера. Все акции имеют один и тот же номер? — Показалось мне или нет, что Николай Иванович кивнул, и я продолжил: — Борноволков жертвует своей репутацией, чтобы совершить вброс акций, отпечатанных с единым номером. Вопрос — для чего? Или — для кого? Видимо, некто очень желает скупить акции «Русского общества пароходства и торговли». Ему преподносят акции на блюдечке, но дальше выясняется, что ценные бумаги, по сути, подделка. Мы здесь не при чем — кто заставлял покупать ценные бумаги, минуя российские биржи? Крах акций. Крах деловой репутации этого «некто». Не исключаю, что наши правительственные агенты сразу же скупят упавшие в цене акции. Ход мыслей правильный?
— Кое-какие шероховатости, и в техническом смысле ваш замысел сыроват, но в общем, правильно. И падать станут не только акции «Русского общества пароходства и торговли», но и другие бумаги. У биржи есть
— А Челноков должен заменить Борноволкова? — догадался я.
— Я этого не говорил. Вы сами сказали — Фрол Фомич не мальчик, и не приказчик. Понимал, что делает, когда покупал краденое.
Логично — хочет купец потомственное дворянство получить, пусть отрабатывает.
— Браво! — искренне восхитился я, потом все-таки не удержался от вопроса: — Но зачем Борноволков так намудрил? Ехал с непонятными извозчиками, паспорт решил сторговать? Кто ему мешал сесть в поезд с собственным паспортом, спокойно доехать до Варшавы? Наверняка ему была дана фора во времени. Или, у некого важного ведомства нет лишнего паспорта на имя… Скотинина предположим, или Иванова? Понимаю, что акции он собрался вывезти нелегально, но хотя бы до границы, как нормальный человек доехал. К чему все это?
Наволоцкий с досадой махнул рукой.
— Я был против, чтобы в дело включали дилетанта. Но дело в том, что нужен был человек, разбирающийся в ценных бумагах. Дело-то не слишком сложно, даже привычное. Борноволков уже ездил в Париж — легально, разумеется, имеет знакомства с маклерами и биржевиками. А Сергей Сергеевич решил поиграть в шпиона. Ему было любопытно — как он пересечет страну без паспорта, станет прятаться, словно уголовный преступник? Нервы решил пощекотать. А у слишком сложных планов всегда есть досадная особенность — они могут рухнуть на любой мелочи.
— Согласен.
— Иван Александрович, вы поняли, в какие тайны вляпались? — спросил Наволоцкий.
— Главная тайна осталась неразгаданной — какое ведомство вы все-таки представляете? Не постесняться представиться генералом, согнуть в бараний рог купца, отмеченного императором… Я даже сомневаюсь, что вы надворный советник. Кто же вы?
— Я чиновник по особым поручениям Экспедиции заготовления государственных бумаг, — строго сказал Наволоцкий. — Не исключено, что со временем вы все узнаете, но пока извольте считать именно так.
— Как скажете, — покладисто согласился я. Так я вообще, покладистый человек.
— А с акциями что сделаем? С купцом? — нетерпеливо спросил Наволоцкий. — Может, я вам расписку оставлю — дескать, акции получены, претензий нет? Или запишете, вроде, со слов убийцы — мол, ценности не знали, все содержимое чемоданчика по дурости утопили в болоте?
— К чему мне лишнее? — хмыкнул я. — Все можно решить проще. Сам я расследую двойное убийство, грабеж, а кража из Экспедиции заготовления государственных бумаг акций — забота Петербургской полиции. У меня эти ценные бумаги случайно всплыли, но их могло и не быть. В уголовное дело копию рапорта вложу — дескать, все материалы отправлены в столицу. Будет думно моим коллегам — приедут, допросят госпожу Кошелеву. Или затребуют, чтобы ее в Петербург этапировали. Ко мне какие вопросы? Я свое дело сделал, пусть остальные трудятся.