Господин следователь. Книга 4
Шрифт:
С мукой — очень мудро. Если лепить из воска — слишком заметно. Неотбеленный воск — он темно-желтый, почти коричневый. А мука как раз подойдет. Если не слишком присматриваться, то во время похорон не заметят, что нос накладной, а кто станет пристально вглядываться в такой момент? К тому же — похороны были во время Масленицы, не до покойников.
Надо какую-нибудь тряпочку найти, упаковать вещдок.
— Пока могу сказать, что собственный нос покойному сломали еще при жизни, — заметил Федышинский. — Гляньте сами.
И в самом деле — нос у мертвеца не просто разбит, а вмят, словно бы провалился между медными пятаками,
— Но, как я полагаю, причиной смерти стало что-то другое? — осторожно заметил я. Но кто знает — может, осколки кости проникли в мозг?
— Пятачки, покамест, придется снять, — сказал доктор, снимая монеты. Кивнул мне. — Помогите перевернуть.
— Вот, как всегда — с доктором свяжешься, приходится покойников тягать, — проворчал я, принимаясь за дело.
— Ну, хоть какая-то от вас польза, — парировал Михаил Терентьевич, принимаясь ощупывать шею у трупа. — А шейные позвонки сломаны.
Хоть здесь урядник не соврал. Шея и на самом деле сломана.
— Давайте его назад перевернем, — сказал доктор. Когда мы переложили Ларионова на спину, спросил:
— Ну-с, временный помощник лекаря, высказывайте свое мнение.
— Ларионова удали по носу чем-то тяжелым. Либо обухом топора, либо кувалдой, — предположил я. — От удара он упал, скатился с лестницы и при падении сломал себе шею.
— Скорее всего — удар был нанесен гирей, возможно кастетом, — уточнил доктор. — Если бы кистенем или кувалдой — вмятина на лице была бы гораздо глубже. И с лестницы покойный не скатился, а рухнул взад себя. Если бы упал лишь с высоты собственного роста, то вряд ли сломал бы позвонки.
— Значит, все-таки, умышленное убийство, — вздохнул я.
— А вы догадливы, если учесть ваш возраст и необразованность, — усмехнулся доктор. Ишь, до сих пор мстит мне за неосторожную реплику.
Пропустив шпильку Федышинского мимо ушей, резюмировал:
— Умница наш исправник. Не зря заподозрил, что урядник скрывает убийство.
— Вот, видите, нашлась вам работенка, — повеселел доктор.
Хотел ответить — мол, это не то, что у некоторых эскулапов, которые сделают свое дело за пять минут, а потом отдыхают. Сказал другое.
— Михаил Терентьевич, вам, наверное, можно в Череповец возвращаться. Думаю, я здесь дня на три задержусь, не меньше. А официальный Акт позже пришлете, не горит.
— Нет, я лучше здесь побуду, — хмыкнул доктор. — А не то, не дай бог, с вашим появлением новые трупы появятся, чего мне туда- сюда мотаться?
— Типун вам на язык, ваше высокородие, — помотал я головой. — Нет бы сказали — останусь, чтобы судебную медицину вам преподать, а вы всякие гадости говорите.
— А не надо было старика обижать — ишь, тело недвижное и бездыханное.
Врет, господин медикус. Я такое не говорил, а мысли Федышинский читать не умеет. Но хочет остаться — нехай остается. Вдруг и на самом деле патологоанатом еще понадобится? А командировочные ему Абрютин платит, а не Окружной суд.
Значит, труп отправить обратно на кладбище, а всех чад и домочадцев покойного — немедленно под арест. Задержим, там и станем разбираться.
Глава одиннадцатая
Чистосердечное признание
Решив, что надо немедленно задержать всех чад и домочадцев, малость погорячился. Во-первых, родственников у Ларионова много и всех,
Еще летом, когда я только-только собирался отправляться в Череповец, меня консультировал следователь Новгородской судебной палаты, наставляя, что следователь, приступая к работе над «темным» делом, должен в первую очередь очертить круг лиц, которых необходимо допросить, а во-вторых — отыскать мотивы возможного преступления. Классика жанра — ищи, кому выгодно.
Правда, когда новгородский следователь давал мне наставления, он подчеркивал, что исходя из опыта (не его личного, а опыта расследования) близкие родственники или хорошие знакомые, убивая своего друга или родственники, очень любят скрывать его труп (топят, закапывают), а то и вовсе его расчленяют. Расчленив, мужчины предпочитают вывозить куски тела в безлюдные места и там прятать, а женщины предпочитают эти куски сжигать.
Можно ли считать, что похороны являются способом сокрытия тела? Теоретически, да. Как ни крути, а тело предано земле, которая надежно похоронит (ух ты, опять в тему!) следы преступления. А накладной нос, вылепленный из теста и, отвалившийся в процессе осмотра, следует ли считать частью расчленения?
В общем, это все глупости, потому что с вероятностью до 99,9% убийство Паисия Ларионова совершили близкие родственники — либо жена, либо кто-то из детей. Детей у него четверо — старший сын Фирс проживает отдельно, дочери замужем — тоже живут у мужей. В наличие остается близкие покойного, проживающие с ним в одном доме. Супруга- Дарья Ларионова, пятидесяти трех лет, младший сын Тимофей — двадцати трех лет и его жена Агафья, двадцати одного года. Вот эта троица и станет первыми моими подозреваемыми. Ну и остальные члены семейства, проживающие отдельно, тоже замешаны. Допускаю, что они не принимали непосредственного участия в убийстве своего отца, свекра и тестя, но точно знали, что старик убит. Впрочем, какой же Паисий Ларионов старик, в пятьдесят три года? Даже в девятнадцатом века таких стариками не считают, а по меркам моего времени — почти молодой человек.
Так что, детки замешаны. Можно допустить, что соседи не заметили накладного носа, но уж сын и дочери, а также снохи и зятья, точно все рассмотрели. Они же почти трое суток рядом с покойником были.
Ну, а какие версии? Откровенно-то говоря, версий у меня мало, да и те возникли благодаря прочитанным книгам. Снохачество, а что же еще? Если судить по некоторым писателям, у старообрядцев это было чуть ли не в порядке вещей. Тем более, что деток женили рано — лет в четырнадцать. Но мальчики в эту пору еще не слишком-то хотят женщин, зато девочки взрослеют быстрее. А отец, желающий заменить сына на брачном ложе, тут как тут. Вот и у Ларионовых — отец отобрал у сына его жену, живет с ней, а сынуля и его мать, которая законная супруга обиделись, да и убили отца.