Господин следователь. Книга восьмая
Шрифт:
Староста задумался, а я пришел к нему на помощь.
— По возможности, где маленьких детей нет, — попросил я. — Если с детьми, то и мне морока — поспать не дадут, да и хозяевам плохо.
Староста опять задумался. Нерешительно сказал:
— Так у нас, окромя меня, у всех малые дети есть. А не дети — так внуки. Вот, если только… Учительница у нас живет, у той деток нет. Только, примет ли?
— Как это не примет? — удивился исправник. — Ты что, не власть здесь?
— Власть-то я власть, вот только…— вздохнул Андриан. — Зоя Владимировна
— Андриан, имей в виду, что господин следователь, хоть и холостой, но у него невеста, — предупредил исправник, заодно показывая ухмыляющимся подчиненным кулак.
— Не беспокойтесь, ваше высокоблагородие, наша учительница себя блюдет, да и старовата она, чтобы господина следователя с пути истинного сбивать, — утешил меня староста.
Определенно, дядька здесь с чувством юмора. А меня никто с пути истинного не собьет, потому что я твердый, аки… не знаю кто.
Оставив народ устраиваться на ночлег, я, в сопровождении старосты и его работника, тащившего мои пожитки — саквояж и мешок с оставшимися припасами отправился на другой конец села, где стояли два храма — надо полагать, зимний и летний, дом, напоминавший барак — видимо, это здешняя школа, а еще домик в два окна.
Староста вздохнул, перекрестился и постучал в дверь.
— И кого там несет? — послышался из-за двери скрипучий женский голос.
По голосу сложно определить возраст. Определенно, что карга. Но старая или не очень?
— Зоя Владимировна, постояльца к тебе привел, — сообщил староста.
— А я, Андриан Федорович, от постоя свободна, — ответила учительница. — Так что, бери постояльца и домой иди. У тебя соседи, у них разместишь. Я женщина бедная, у меня для постояльца даже ужина нет.
— Так я его ужином-то уже накормил, — сообщил староста. — Ты ему лавку какую-нибудь дай, да укрыться.
— Если сытый, так и в сенях у вас поспит. А я уже спать легла. И темно у меня.
Я, прямо-таки, обомлел от удивления. Определенно — если она разговаривает с местной властью так независимо, то это порядочная стерва. Мне захотелось развернуться и куда-нибудь пойти. Только, куда пойти-то? Гостиниц здесь нет, а есть кабак на другом конце, но туда идти смысла нет. Кабак — не придорожный трактир, где имеются комнаты для проезжих.
— Зоя Владимировна, а я тебе керосина привезу, — пообещал староста, но из-за двери послышалось:
— Андриан Федорович, вы мне его уже второй месяц везете, а я сальными свечками пробавляюсь. Ищите дурочку в другой волости. В Череповец съездите, там дур пруд пруди.
— Ей-богу привезу. Мне самому второй месяц обещают в лавку привезти, но не везут.
— Вот, как привезут, тогда и постояльца ведите. Я нынче на кошку наступила, не разглядела. Но кошку-то жалко, а коли на постояльца наступлю, жалеть не стану.
— Зоя Владимировна, не впустишь, я тебе дров на зиму не дам, — пригрозил староста.
— Дров не дадите? Так и ладно, и черт с вами, стану сидеть в нетопленной избе. Замерзну, не
Староста беспомощно развел руками:
— Вот что с ней поделаешь? Господин следователь, может, ко мне? Как-нибудь разместимся. Или у соседей вас поселю.
Но на меня тоже нашло упрямство. Ишь, меня в дом не впускают. А что делать? И тут мне взбрендило запеть:
— Я в доме у вас не нарушу покоя,
Скромнее меня не найдешь из полка.
Староста захлопал глазами, его работник выронил саквояж (мой!), а дверь раскрылась и на пороге появилась сухопарая дама в черном.
— Что это у нас за певун? Поет хорошо, только начал не с первого куплета. А надо так…
Тетка прокашлялась, потом запела:
— О бедном гусаре, замолвите слово.
Ваш муж не пускает меня на постой!
Оборвав на полуслове, хмыкнула:
— И так далее…
— Совершенно верно, — согласился я. — Но там про нежное сердце поется, не рискнул.
— И правильно. И кто вы будете?
— Чернавский Иван Александрович, — представился я. — В ваших краях оказался по служебной надобности.
— Чернавский? — заинтересовалась учительница. — Если судебный следователь — то заходите. Так уж и быть, молодой человек, лавку для вас найду.
Я забрал свое барахло, а староста, вроде бы, перекрестился. Дескать — слава-те господи, сплавил.
Хозяйка прошла внутрь, а я немного замешкался.
— И где вы там? — недовольно спросила учительница.
— Пытаюсь кошку увидеть, — честно ответил я. — Наступлю ей на хвост, она обидится, да и вы рассердитесь. Но вы-то ладно, переживу, а кошке-то каково?
— Хм…— отозвалась хозяйка. — Сейчас свечку зажгу. А кошка у меня умная, спать ушла.
Хозяйка зажгла свечу и я немного огляделся. Слева кухонный закуток, куда выходит устье русской печи, одна-единственная комната, разгороженная занавеской. Верно, тут гостиная, раз имеется широкая лавка, парочка стульев, стол и шкаф, забитый книгами, а за занавеской хозяйская спальня. Скромно, не не бедно.
Украдкой я пытался рассмотреть саму Зою Владимировну. Возраст… Примерно под сорок. То, что сухопарая, я уже разглядел. Вздорная. Чем-то она напоминала мою коллегу из прошлой жизни — математичку Галину Васильевну. Тетка неплохая, за дело радела всей душой. Но уж слишком радела! Особенно за свой класс, в котором была классным руководителем. Я-то пофигист, мог отпустить детей с последнего урока минут на пять пораньше. Но ее класс побаивался отпускать. Шума потом будет на всю школу — почему дети бесхозные ходят? А если ребенок из ее класса жаловался, что историк поставил двойку, прибегала с выпученными глазами и требовала, чтобы я объяснил — за что? Первое время я честно пытался разъяснить — мол, все в соответствии с инструкциями по выставлению отметок, а потом говорил с суровым видом — за дело! На следующем уроке спрошу жалобщика еще разок, и еще разочек двойку влеплю.