Господин следователь
Шрифт:
Сегодня 29 августа – Усекновение главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Кажется, можно бы поспать подольше, ан нет. Встал я, как обычно, в шесть утра и отправился в Воскресенский собор, где пришлось отстоять службу в одном из приделов храма, носящего имя Иоанна.
А завтра тоже праздник – перенесение мощей святого благоверного князя Александра Невского из Владимира в Санкт-Петербург.
По привычке принялся переводить дату старого стиля в мои, новостильные. Получилось, что нынче 11 сентября. Еще постоял и вспомнил, что по новому стилю еще не 11, а только 10 сентября, потому что разница в тринадцать дней между григорианским и юлианским календарями накопится
Каюсь, пока стоял, не особо вникал в торжественность момента, потому что в голове царил полный сумбур. Я все-таки молодец. Пришел на службу и стою. Вон некоторые из моих сослуживцев отсутствуют. Стало быть – не сумели сегодня встать. Вполне возможно, что они в другом храме, что располагается напротив Воскресенского собора, в двух верстах, и именуется Благовещенским.
И здесь имеется одна тонкость. Нюанс, как бы сейчас сказали. В Воскресенский собор ходят либо его прихожане – мещане, проживающие в домах, примыкающих к храму, либо крестьяне из деревни Матурино (большая деревня, был бы свой храм, считалась бы селом) и дворянство. Вот-вот. Мне до Благовещенской церкви, куда ходит моя квартирная хозяйка, идти всего ничего – минут пять, но мне туда не положено. Потомственному дворянину, пусть и проживающему в приходе другого храма, следует молиться в том, который ему положен по социальному статусу.
Но прихожане и те чиновники, что ходят в Благовещенский храм, не сильно печалятся, потому что ктитором в том храме сам Милютин. У Ивана Андреевича, до сих пор не имеющего дворянства, в Череповце вес побольше, нежели у любого из местных дворян.
Все-таки не все дошли. Нет самого окружного прокурора, двух судей. Скорее всего, и остальных. Из сослуживцев увидел только Лентовского, но ему службу пропускать нельзя.
М-да. А виноват я. Вывел из строя и окружной суд, и окружную прокуратуру, и еще каких-то чиновников, взявшихся неизвестно откуда. Но повод имелся весомый. Вчера ко мне явился наш казначей и заявил, что я могу получить причитающееся мне жалованье и все прочее, что положено молодому чиновнику. Я ждал, что деньги выдадут шестого сентября, потому что в этот день исполнится ровно месяц со дня моего прибытия. Деньги у меня еще оставались – что бумажные, что золотые лобанчики, – куда их тратить-то? Но если предлагают, так не отказываться же?
Казначей, он же кассир, выдал мне разноцветные бумажки разного достоинства, именуемые «государственными кредитными билетами», горсть серебра и мешочек меди. Немало, но не так и много. Мне полагалось жалованье за уже отработанные двадцать с небольшим дней – сорок рублей с копейками, квартирные деньги – десятка, а еще «на обзаведение». Ах да, в ведомости, что мне вручили, я расписался еще и за «десять рублей разъездных». Куда это я разъезжал?
В общей сложности я стал обладателем ста пятидесяти рублей, не считая мелочи. Пока не могу судить – много это или мало? Ну видно будет, когда все войдет в «штатный» режим.
Ну-с, если я такой богатенький Буратинка, так почему бы не устроить для сослуживцев корпоратив? И нечего там выдумывать, выискивать какой-то повод, придумывать всякие подходы, если можно просто пройтись по кабинетам и сообщить, что господин коллежский секретарь приглашает своих товарищей на дружескую вечеринку в ресторан при гостинице «Савой».
Свой обход я начал с Лентовского. Как же иначе? Все-таки субординацию я понимаю, да и сам начал обзаводиться
Думал, что некоторые сослуживцы, что кривили рожи при встрече со мной, откажутся, но нет. Услышав, что мое приглашение принял его превосходительство, расплывались в улыбке и соглашались. Думаю, что все бы и так согласились. Скажите, а кто откажется выпить и закусить даром?
Был бы я не только «богатеньким», а еще и «умненьким» Буратинкой, я бы подошел к делу более основательно. Составил бы список своих гостей, отправился в ресторацию и сделал заказ, сообразно количеству. Вот столько-то порционных судачков, столько-то котлет а-ля натурель, заливное. И самое главное – сколько бутылок водки и шампанского ставить на стол? Но у меня хватило дурости просто провести коллег, занять один из банкетных залов, а потом объявить, мол, каждый заказывает на свое усмотрение, а счет оплачиваю я!
Боже ты мой, что началось! Сослуживцы старались сделать заказы побольше и подороже. И винно-водочные изделия просили сообразно вкусам. Кто-то хотел обойтись демократичной водкой, кто-то желал аристократическое шампанское, а кое-кто заказал маргинальный портвейн.
Теперь сами представьте, что произойдет, если на столе окажутся бутылки и графины совершенно разных спиртных напитков? Вот-вот… Это вначале будут стараться не смешивать, а что будет потом? Как там у классика? Я ему говорил – не смешивай водку с портвейном.
Подозреваю, что коллеги хотели «подразорить» папенькиного сынка. Что же, я их понимаю и сердиться не стану.
Но все-таки, господа чиновники, могли бы и приличия соблюсти. Вон помощник прокурора господин Виноградов уже засовывает бутылку водки в рукав. Он что, не мог дождаться конца банкета? А тот, что служит у нас нотариусом, уже поволок к себе горшочек с тушеным мясом и теперь думает, куда бы его пристроить? Мне говорили, что в девяностые годы двадцатого века, когда время было голодное, народ тоже таскал с фуршетов все, что мог. И колбасную нарезку, и конфеты, и сыр. Здесь, оказывается, то же самое. Наверное, такое существует во все времена.
Первым наше общество покинул Лентовский. Оно и правильно. Уважение сыну вице-губернатора председатель оказал, выпил пару рюмочек водки, а оставаться дальше ему не к лицу. И пить при начальстве чиновникам неудобно. Все понимает его превосходительство.
Генерал ушел, но народа не убавилось. Напротив, откуда-то появились новые лица, в вицмундирах и без. Я первоначально насчитал десять человек. Но это из наших. Позже вдруг гостей стало двенадцать, потом и все двадцать. Из казначейства или из лесничества? Да кто их разберет. Надо бы гнать, но решил, что пусть будут. Единственное, кивнул половому – дескать, заказы новоприбывших согласовывать со мной или пусть сами платят. По мелочи, вроде солененьких огурчиков или селедки, пусть заказывают, а если что-то серьезное – то шиш им с маслом. Но ведь не проконтролирую, а половые – народ еще тот. Им все равно, кто платить станет, лишь бы платили.
Единственное, на что у меня хватило ума, – не пить свои рюмки до дна, чуть-чуть пригубливать, а потом ставить обратно на стол. По опыту прошлой жизни знаю, что это лишь кажется, что на тебя все смотрят и обращают внимание, если ты не желаешь пить. А на самом-то деле до тебя никому нет дела. Улыбайся, поднимай свою рюмку, вот и все.
Пьянка – штука страшная. Особенно когда народ напивается до такой степени, что начинает приставать к тебе с предложением выпить на брудершафт и лезет со слюнявыми поцелуями. Целоваться с мужиками! А ведь тут это в порядке вещей, трехкратное лобызание. С ужасом думаю, что когда-нибудь будет Пасха!