Господин следователь

Шалашов Евгений Васильевич

Сумма-то по нынешним меркам приличная – восемьсот рублей. Мне за такие деньги год с лишним работать, Селезневу – еще дольше.

Исписав кучу листов, записав показания Андрея Селезнева и его жены, прошерстив еще раз избу мертвеца, я наконец-то решил – хватит.

Отпустив мужиков, уже измаявшихся и исстрадавшихся от недопития, и кое-как помыв руки под рукомойником, мы с приставом вышли-таки на улицу.

Посмотрев на пристава, я сказал:

– Антон Евлампиевич, давайте сделаем так. Я начну рассуждать, а вы меня поправляйте и дополняйте.

Хорошо?

Ухтомский, слегка приосанившийся от того, что следователь станет советоваться с ним, кивнул, и я начал размышлять вслух:

– Преступник и жертва были знакомы. Преступник – назовем его Х – пришел в гости к жертве с бутылкой водки. Водку он покупал не в казенке, а либо в селе, либо еще у кого-то. Они вместе выпивали, потом между ними произошла ссора, в результате которой Х убил жертву. Потом он зачем-то засунул труп в колодец, хотя рисковал, что его заметят. Взял более-менее ценные вещи, попавшиеся ему на глаза. Значит, ограбление старика не являлось его целью. Он был один, без телеги, взял с собой только то, что сумел унести в мешке.

– Верно, – поддакнул полицейский. – Тут у покойного инструмент остался, а он дорогой. На телеге он бы еще и белье, и одежду забрал. Или просто сундуки погрузил и увез.

– Преступником мог быть черепанин, а мог быть и крестьянин, так?

– Так точно, – кивнул пристав. – Отсюда дорога идет на Богородское, до него две версты, поворот еще на село Рожество – это тоже две.

– Угу, – кивнул я, про себя подумав, что это дело – полная задница. Не стану при приставе произносить слово «глухарь». Думаю, что этого термина тоже еще нет.

– Иван Александрович, а к вам сегодня господин Карандышев приходил, – сообщила хозяйка, когда я явился домой.

А я усталый, голодный и мечтающий как следует умыться, чтобы смыть грязь. Времени-то уже шесть часов вечера, скоро ужинать пора, а я даже и не обедал.

– А кто такой Карандышев? – вяло спросил я, стаскивая сапоги и вешая на крючок шинель. Фуражку пристроил рядом. Наверное, все это у меня тоже в крови? Надо будет хотя бы влажной щеткой пройтись или хозяйку попросить.

Откуда мне знать – кто такой Карандышев? У меня эта фамилия ассоциировалась лишь с фильмом «Жестокий романс», в котором Карандышева играл актер… Ну этот, который в «Иронии судьбы» снимался и в «Служебном романе». Мягков, кажется.

– Карандышев – уездный землемер, – пояснила хозяйка.

– А что ему надо?

– Не говорил, – пожала плечами Наталья Никифоровна.

Ну, если не говорил, так и черт с ним.

– Мне бы что-нибудь съесть, еще хорошо бы в бане помыться, – вздохнул я. – В бане воды горячей нет? Может, соседи мылись, осталось что-нибудь?

– Я сегодня баньку как раз топила, – заулыбалась хозяйка. – Как чувствовала, что вам помыться захочется. Но думала, что вы пораньше управитесь, тогда бы на первый пар попали. Так что не обессудьте – на первый пар я сама сходила. Может, вы что-нибудь

съедите сначала? Негоже париться на голодный желудок. Вон хотя бы яичко вареное с хлебом? А как напаритесь, я вас уже как следует накормлю.

Я прикинул. Есть хочется, но руки, хоть я их и мыл, все равно кажутся липкими от крови. Такими руками брать еду?

– Ох, нет, – твердо сказал я. – Париться сегодня не стану – не сердитесь, устал, помоюсь как следует, потом и поужинаю.

– Ну воля ваша, – не стала спорить хозяйка. – И свечку взять не забудьте, а то вы каждый раз возвращаетесь.

Конечно, возвращаюсь. Но не каждый раз, всего-то пару раз и было. Шаришь, как дурак, выключатель ищешь… Тоже рефлекс, словно у собачек Павлова.

Быстро ухватив чистое белье, полотенце и кусок мыла, помчался в баню. Еще бы побриться, пока кожа распарена, но не рискну. Там полутьма, а мне своя физиономия пока дорога.

После помывки настроение улучшилось, аппетит увеличился. Поэтому слопал аж две миски наваристого перлового супа с мясом, тарелку лапши и заел все это куском пирога с капустой. Когда настало время пить чай, предложил:

– Наталья Никифоровна, составите мне компанию?

Хозяйка, поставив на стол стакан в подстаканнике и выставив вазочку с брусничным вареньем, сказала:

– Простите, Иван Александрович, не составлю. Вот если только рядышком посидеть – так посижу.

– А что такого? – удивился я. – Вы не моя прислуга, чтобы церемонии разводить. В том, что хозяйка выпьет чайку со своим постояльцем, не вижу ничего страшного. Тем более, вы коллежская асессорша. Супруг ваш потомственным дворянином был или личное выслужил?

– Супруг мой из мещан был, личное дворянство выслужил, сама из потомственных, – сказала хозяйка, присаживаясь на стул. – Я за Василия Кондратьевича замуж вышла, когда мне семнадцать лет было, ему двадцать девять. Он тогда в Устюжне служил, только-только коллежского секретаря получил. Вот, влюбилась. Родители мои были против, но пришлось им смириться. Я четвертая дочь в семье, приданого почти никакого. Ну куда девку-бесприданницу девать? А тут хоть и небогатый, но солидный, с положением. Понадеялись, что супруг чин выслужит, дворянство получит. Они даже похлопотали, чтобы супруга моего в Череповец перевели, на должность повыше. Но не успел Василий Кондратьевич потомственное дворянство получить. Так что я, хоть и асессорша, но не дворянка.

– Так, может, похлопотать как-нибудь? – предложил я, прикидывая, смогу ли я использовать свои родственные связи.

Хозяйка, словно подслушав мои мысли, усмехнулась:

– Только не вздумайте своего папеньку о том просить. По мне – пустое все – дворянство там, недворянство. Игрушки. Вам, мужчинам, еще куда ни шло – чин получить, орден там. А нам? Если бы у меня дети были, тогда бы я сама пошла хлопотать. Все-таки Подшиваловы – мои родственники, не последние люди в Устюжне. Живу я себе, пенсию получаю за покойного мужа, и ладно.