Господин следователь
Шрифт:
Так это и есть «бульдог»? Излюбленное оружие террористов? Не знал. Точнее – знал, но в руках не держал и в глаза не видел.
– Мне тут подарок прислали, не поможете разобраться?
– Так тут и разбираться не нужно. «Бульдог» – штука простая до изжоги.
Наверное, я бы и сам разобрался, но пусть толковый человек поможет.
Федышинский, умело орудуя толстенькими пальцами, показал, как снаряжать барабан, как извлекать стреляную гильзу с помощью шомпола.
В барабан заряжалось только пять патронов, а я думал, что во всех револьверах их семь. Ладно, буду
– Ну вот и все, – вскинул отставной военврач револьвер, прицелившись в стену. – В парк сходите, потренируйтесь. Только подальше куда-нибудь, а лучше за город, чтобы реалисты или «александровцы» не увидали, да за вами не увязались. Любопытные, спасу нет! Из-за любопытства своего могут под пулю сунуться. Но с пяти шагов вы и без тренировки попадете, а больше с вашей-то профессией и не нужно.
Здесь я согласен. Вряд ли мне придется вступать в перестрелку с гангстерами. И в засаду на конокрадов не собираюсь идти. Наслышан про них, но этим пусть мои коллеги из сел занимаются. Я вообще не собирался таскать при себе револьвер. К чему это? И кобуру батюшка не прислал, а таскать в кармане несолидно. Запру в столе, пусть лежит. Вряд ли он мне понадобится, но как говорят – пусть будет.
Михаил Терентьевич поинтересовался сурово:
– Помните, что без нужды оружие на человека нельзя нацеливать?
– Помню. Говорят, что один раз в год и палка стреляет.
– Вот-вот, – кивнул доктор. – Но вы, как я слышал, с поленом хорошо управляетесь. Так что, если опасность какая, – так вы поленом. Но на человека полено не нацеливайте, вдруг стрельнет.
Я только головой покрутил. Кажется, это полено – и не полено вообще-то, а чурочка – станет теперь преследовать меня всю жизнь. Или не всю жизнь, но очень долго.
Доктор закряхтел, вставая со стула. Направляясь к двери, сказал:
– Вот вы про случайность заговорили. А я нынче на вызов к Карандышеву ходил. Знаете такого? Нет? Ну и не надо. Так вот… Вроде и не пьет человек, а брякнулся, голову ушиб.
– Сильно ушиб? – заволновался я.
– Так ничего страшного, – отмахнулся Федышинский. – Легкое сотрясение мозга. Правда, он что-то недоговаривает, на подбородке-то у него синяк, словно кто-то в рыло приголубил. Пытать не стал, его дело, где ему в морду дали. Полежит с недельку, как синева под глазами сойдет, может и на службу идти.
Федышинский ушел, а я вздохнул с облегчением. Карандышев жив, сравнительно здоров, а самое главное – не дал на меня показаний, не написал на меня жалобы. Потом подумал, что я все-таки до сих пор живу старыми представлениями. Вот что бы сказал титулярный советник, если бы к нему явился с проверкой травмы городовой? Мол, ударил его господин Чернавский за то, что хотел подложить ему свою жену в обмен на протекцию? Да и не похоже, чтобы здесь полиция реагировала на травмы.
Но что мне делать с делом Двойнишникова? Тавтология, простите. Судя по всему, назревает глухарь. Стыдно. Но ухватиться не за что, как ни крути.
Глава пятнадцатая
Архивариус из городской управы
В
Да, забыл упомянуть, что добрую половину управы занимает городская библиотека. Особое здание для нее пока не отстроено – то денег нет, то подрядчик запил, то бревна, приготовленные для сруба и уже вывезенные из леса, вдруг взяли да и сгорели.
По убийству старика Двойнишникова не было никаких зацепок. Городовые, как доложил мне пристав, прошлись по всем соседям, когда те очухались после праздников. Как я и думал – никто ничего не слышал и не видел. Ни про знакомых, ни про родственников неизвестно.
Список похищенных вещей мало что дал. Допустим, у кого-то увидели бронзовый шандал или часы-ходики, фарфоровую солонку – что в этом такого? Вещи, конечно, ценные, но такими можно удивить разве что крестьянина. И примет никаких. Про старые сапоги или ложки я вообще молчу. Разумеется, пристав представил список в канцелярию, отправили запросы по уезду, но, надо полагать, становые приставы поступят с этими запросами, как со всеми прочими: наткнут на гвоздь, где они и станут висеть.
Зацепиться не за что. Глухо как в танке.
Что бы сделал следователь в моей реальности? Скорее всего, отправился бы в домоуправление, чтобы узнать – не прописан ли кто-нибудь в доме? Тот, кто кровно заинтересован в смерти Двойнишникова. И поискал бы у нотариусов завещание старика. Как говорится, ищи, кому выгодно.
Я же решил начать с тутошнего ЗАГСА, чьи функции исполняет православная церковь.
Был в Благовещенском храме, заколебал там и настоятеля и дьячка, но они отыскали в метрической книге запись о крещении Антипа Кузьмичева, сына Двойнишникова, датированную седьмым декабря осьмсот двенадцатого года, рожденного от отца – череповского мещанина Кузьмы Васильева Двойнишникова и матери – мещанки Елизаветы Павловой. Копию я для дела снял, но что мне она дает? Только биографические данные.
В храме про убитого прихожанина тоже не могли ничего сказать. Раньше вроде бы службы исправно посещал, а нынче, по дряхлости, бывал редко, так что тут такого? Не он первый, не он последний старик, которому трудно стоять службу. А помер – так панихиду отслужим и похороним.
У нотариуса, что числился при нашем суде, никаких завещаний или духовных Двойнишникова не отыскалось. Да и нечасто мещане составляют завещания. Купцы и то редко. Так что наследство покойного, если не отыщутся родственники, через год отойдет казне. И дом, и те деньги, что я сдал в казначейство на хранение. Если так, то я оправдал свое годовое жалованье.