Господин следователь
Шрифт:
– А можно нескромный вопрос – сколько у вас пенсия?
– Отчего же нескромный? Сто восемьдесят рублей в год.
– Пятнадцать в месяц? Почему так мало? – удивился я. Напрягая свои знания, я прикинул оклад коллежского асессора и сказал: – Я думал, у вас рублей тридцать в месяц выходит, если не больше.
– Если б тридцать, разве я стала бы сдавать жилье? Жила бы себе припеваючи, да еще б и служанку наняла. На кой мне пятеро мальчишек, которые днем и ночью орут, да еще и есть постоянно хотят? Уж какой они беспорядок оставляют! Уж вы простите, но даже в уборной все время грязь, – хмыкнула Наталья Никифоровна.
Я слушал и жалел, что не могу рассказать обо всех этих тонкостях и нюансах своим современникам. Но додумать не успел, потому что раздался стук в дверь.
– Мне открыть? – привстал я со своего места.
– Да ну, сидите, – махнула рукой Наталья Никифоровна. – Вам не положено. Дверь должна открывать хозяйка.
И кого это принесло на ночь глядя? Уже девятый час, скоро спать укладываться нужно.
– Иван Александрович, к вам господин Карандышев Роман Викторович, о котором я говорила, – доложила Наталья Никифоровна тоном хорошо вышколенной секретарши. – Вы его тут примете или в кабинет проведете?
Еще не хватало, чтобы непонятные люди ко мне в кабинет заходили. Тем более, что у меня там еще и спальня. Спальня – место личное.
– Давайте здесь, – махнул я рукой. Да мне после такого ужина и вставать-то лень.
В мою «приемную» вошел незнакомый человек. И не в мундире, а в простом пальто и фуражке без опознавательных знаков. Ага, день-то неприсутственный, значит, можно и в партикулярном платье. Но со стула вставать все-таки пришлось. Неудобно сидеть, если вошел гость, пусть и незваный.
Роман Викторович был не похож на того Карандышева из фильма. Крепко сбитый мужчина лет тридцати, со здоровым румянцем на щеках. Пожав мне руку (рука у человека довольно крепкая!), уселся и начал разговор.
– Иван Александрович, мне хотелось бы пригласить вас в гости, – сказал он, а когда я удивленно вскинул брови, непринужденно сказал: – Завтра вы не идете на службу, и я тоже. Да, забыл сказать, что я служу в уездной чертежной конторе заведующим. Так что день у нас выдается свободным, и я желаю вас видеть к четырнадцати часам. Договорились?
– Роман Викторович, с чего вдруг – незнакомого человека, да сразу в гости?
– Так у нас провинция, Иван Александрович. У нас все попросту и без затей. Были мы незнакомыми – вот теперь и познакомились. И жена моя – она, кстати, красавица, двадцати четырех лет от роду – очень меня просила, дескать, любопытно познакомиться с молодым человеком. Ему, наверное, скучно целыми днями дома сидеть.
Может, и на самом деле стоит завтра сходить в гости? Авось, уж сильно-то дров не наломаю? Надеюсь, по-французски со мной не попытаются заговорить? Вон в Новгороде Ольга Николаевна, которая моя маменька, как-то выдала мне какую-то фразу, едва отбрехался, мол, рассеянным стал.
Сходить? А если городовые что-нибудь накопают? Пообещаю человеку и не смогу? Если вдруг они к обеду готовиться станут, то я им свинью подложу. Нет, не стоит давать согласие раньше времени.
– Не знаю, смогу ли я завтра вырваться, – покачал я головой. – Может быть, вы слышали – произошло убийство, а
– Иван Александрович, ну какая служба в неприсутственный день? – заулыбался гость. – Я говорю – жена просила, она у меня красавица. Заметьте, выглядит не на свой возраст, гораздо моложе.
Ну и на хрена мне во второй раз слышать, если я с первого раза понял – жена красавица, двадцати четырех лет. Ну и фиг-то с ней. Смотреть на красавиц, да еще чужих, на кой оно мне?
– Увы, наверное, все-таки не смогу, – опять отказался я. – Боюсь, обнадежу, а если не приду, то выйдет неудобно.
– Ну не смешите меня. Что значит, не смогу? – усмехнулся Карандышев. – Я, хоть и чертежник и всего-то титулярный советник, но даже я знаю, что судебные следователи сами себе хозяева. Как вы скажете – так оно и будет. Я вас на обед приглашаю, опять-таки жена очень просит.
Нет, что-то тут не так. Отчего он опять говорит о жене?
– Роман Викторович, давайте-ка вы не станете ходить вокруг да около. Говорите прямо – с чего вам вдруг понадобилось приглашать меня в гости? Ну не поверю, что вам вдруг прямо-таки (чуть не сказал – идея в башку стукнула) такая мысль пришла?
Чертежник из уездной конторы перестал улыбаться. Посмотрев мне в глаза, сказал:
– Хорошо, скажу прямо сейчас. – Немного помешкал, почесал затылок. – Так вот, Иван Александрович. Как я уже сказал, я – титулярный советник. Мне бы уже пора сдавать экзамен на коллежского асессора, но должность не позволяет. Да и мелковато здесь, в уезде. Вот в Новгороде, в отделе губернского чертежника, открыта вакансия помощника начальника, в перспективе можно получить надворного советника. И моя фамилия – черт бы ее подрал! Почему было для пьесы не взять другую? Пока я лишь титулярный – это вечные шуточки! Но с коллежским асессором или надворным советником такие шутки уже не пройдут!
– И я здесь при чем? – хмыкнул я, хотя и догадывался, при чем здесь я могу быть.
– При том, что эта должность находится в ведении вице-губернатора…
– И я должен попросить своего папеньку, чтобы он назначил на нее именно вас? Вас я совершенно не знаю, обед – это еще не повод просить отца составить вам протекцию.
– Ну какой же вы непонятливый, господин Чернавский, – покачал головой Карандышев. – Я знаю, что за все в этой жизни надо платить. Предлагать деньги сыну вице-губернатора глупо, да и нет у меня таких денег. Я говорю – у меня молодая и красивая жена. После обеда я просто выйду, оставлю вас наедине. Думаю, что двух часов вам хватит. Или три?
Я встал со своего места и с интересом посмотрел на чертежника.
– А что скажет ваша супруга?
– А что супруга? – пожал Карандышев плечами и тоже встал с места. – От супруги не убудет. Или, как говорят мужики, – не мыло, не измылится.
Глава тринадцатая
Неприсутственный день – 2
Бах!
Тренер постоянно нам говорил – не дай вам бог, парни, бить неподготовленного человека. Это и неприлично, да и судья вам накинет годика два за ваше умение. Если будет возможность, уклоняйтесь. Убегать стыдно, зато останетесь на свободе. В полную силу бейте только тогда, когда понимаете, что терять уже нечего. И что тюрьма гораздо лучше могилы.