Госпожа генеральша
Шрифт:
Анна решительно поднялась с места и медленно, как во сне, опустилась на пол…
Глава четвертаяМой генерал
Работа в издательстве, к которой Анна приступила, увлекла ее больше, чем она могла предположить. Читать она всегда любила, а тут выяснилось, что у нее помимо врожденной грамотности обнаружились еще и отличное чувство слога и феноменальная память. Рукописи, прошедшие ее редактирование, не нуждались даже в корректуре.
С другой стороны, мемуары оказались вовсе не такой «скучищей», как можно было предположить.
Зато с другой категорией мемуаристов работать было и легко, и приятно. На стилистическую правку они соглашались безропотно, признавая, что сами «не по этому делу», а по ходу редактирования рукописи припоминали свежие и интересные детали по сюжету, которые только украшали книгу. Подавляющее большинство из них потом забывали, кто так отшлифовал их первоначальное произведение, и все лавры охотно возлагали на свое чело.
Но были и другие, правда, в меньшинстве. Знаменитый, еще не старый генерал авиации, отличившийся в афганском небе, пригласил Анну к себе «на чашку чая», познакомил с женой, молодой красавицей, бывшей балериной, и несколькими близкими друзьями, превознося до небес «редактора от Бога».
Эту же мысль он несколько раз — для пущей доходчивости — повторил самому директору издательства, а тот, в свою очередь горячо поблагодарил жену, которая сосватала ему прекрасный кадр. И кто бы мог подумать!
Инна впоследствии заметно охладела к Анне и звонила все реже и реже. По-видимому, принадлежала к той категории людей, которые предпочитают покровительствовать «сирым и убогим», а не общаться на равных с благополучными и в чем-то талантливыми людьми. Она искренне считала, что свою миссию выполнила, и может заняться чем-нибудь более интересным. И приглашать в гости не спешила.
Оправившись от операции и психологического шока, Анна снова похорошела. Правда, в густых каштановых волосах мелькали серебряные нити, а у глаз появились мелкие морщинки, но кожа по-прежнему поражала нежностью и гладкостью, а фигура — врожденной грацией. Вводить такую женщину в дом… ну, нет. Соперниц Инна не терпела ни в каком качестве.
Заработную плату Анне повысили, а заодно и прозрачно намекнули о возможном карьерном росте. Покупать одежду Анна предпочитала на ближайшем вещевом рынке, но коллеги были уверены, что все ее туалеты — из модных и дорогих бутиков. Есть такой тип женщин, на которых заурядные вещи смотрятся стильно и красиво. А к месту подобранные аксессуары лишь усиливают впечатление элегантности и хорошего вкуса. Конечно, Анна теперь могла себе позволить много больше, чем во времена семейной жизни, но покупала вещи лишь по необходимости, а не из любви к тряпкам и побрякушкам.
Мало кто, а точнее, никто не знал что пришлось пережить их немногословной, всегда ровной и приветливой коллеге в совсем недавнем прошлом. Курила она по-прежнему много, но в издательстве этим грешили практически все, благо сам директор был курящим и драконовских мер по борьбе с никотином не вводил. А вот то, что Анна время от времени украдкой совала под язык таблетку валидола или принимала горошину валерианки, никто не замечал. Как, естественно, не знал и того, что заснуть без снотворного было для Анны практически нереальным, а иногда и с его помощью не получалось.
Считалось, что Анна — разведенная одинокая женщина, каких в любом коллективе достаточно. Коллеги и сочувствовали, и завидовали. Сама себе хозяйка, обслуживать
Но Анне — теперь все чаща Анне Васильевне — не хотелось ни собаки, ни кошки. Ни даже канарейки или рыбок. Временами ей хотелось буквально выть от тоски в своей уютной квартирке с прекрасной библиотекой, с новым телевизором, видеомагнитофоном и музыкальным центром. А временами просто не хотелось жить, хотя о таких ее настроениях никто не догадывался: «держать лицо» Анна Васильевна умела. Так что сочувствие коллег закончилось быстро, а зависть не проходила: элегантная, ухоженная, уверенная в себе, все еще красивая женщина явно не нуждалась ни в какой жалости, а просто замечательно устроилась в жизни. Всем бы так.
Были, конечно, и поклонники. Но то ли Анна Васильевна была слишком разборчива, то ли ее не устраивала современная манера ухаживания: напроситься в гости, оглядеться и попытаться тут же затащить хозяйку в постель. Никому в голову не приходило пригласить в театр или в кафе, наконец. И уж совсем разили наповал планы тех, кому приглянулись в одинаковой степени и квартира и хозяйка. Вывод был один: женимся, живем у тебя, мою берлогу сдаем, деньги откладываем на черный день.
Подобные перспективы не рисовали только те ухажеры, которые уже имели в своей квартире законную жену. Эти искали спокойную, неприхотливую любовницу, с которой можно время от времени «отвести душу». К такой роли Анна Васильевна была решительно не готова. Дома посидеть она и одна могла, а если душа жаждала прекрасного, то можно было пойти в театр или на концерт, благо жила в центре и к любому «очагу культуры» могла, при желании, добраться пешком.
Но желание такое возникало нечасто. Всем «творческим» сотрудникам издательства установили компьютеры и Анна Васильевна на удивление быстро освоила новую технику с необходимыми текстовыми программами.
Постепенно появилась и своя клиентура: репутация «редактора от Бога» делала свое дело. На дополнительный заработок Анна Васильевна установила компьютер и дома. А после подключения Интернета проблема проведения досуга перестала существовать, как таковая…
Когда однажды утром Анна вспомнила, что сегодня день ее рождения, причем дата вполне круглая — сорок лет, она слегка удивилась. Как ни банально это звучит, время — действительно лучший лекарь и боль в душе хоть и не ушла, но основательно притупилась, затаилась где-то в глубине.
За два года из Канады от сына пришло только одно письмо, точнее несколько фотографий: Шурик позировал на фоне ухоженного дома, новенькой машины и за клавиатурой компьютера. Вопросов к матери у него, судя по всему, не было, даже традиционного: «Как твои дела?» Евгений не написал ни строчки, впрочем, этого она уже и не ждала.
«Сорок лет — бабий век, — иронично подумала Анна. — Что ж, начинаем красиво стареть, ничего другого все равно не предвидится».
Как удачно, что сегодня неприсутственный день, так что можно благополучно избежать показушной суеты на работе и традиционных подарков в виде огромных мягких игрушек или гжельской посуды, тем более, что она терпеть не могла ни то, ни другое. Да и неформальное застолье ее не манило — пьяных она терпеть не могла, а сама к спиртному была равнодушна. Праздновать юбилей не собиралась, гостей не звала, а просто уехала в Нескучный сад и почти весь день бродила по практически безлюдному парку, который в конце августа был роскошен, но уже с легкими признаками надвигающегося увядания. Совсем как женщина бальзаковского возраста…