Госпожа попаданка

Каминский Андрей Игоревич

В трапезной замка легко поместилась бы небольшая армейская часть — причем бойцам хватило места и за огромным столом, занимавшим большую часть помещения. На одной стене висело оружие — мечи, кинжалы, топоры, булавы. Напротив красовались охотничьи трофеи: головы медведей, волков, зубров, кабанов. Иные из звериных голов Лена не смогла опознать, предпочитая даже не думать, что за чудовища носили их на плечах. В узких нишах высились статуи, изображавшие суровых воинов, в доспехах или богатых одеяниях, опиравшиеся на меч, топор или булаву. Их лица походили на черты хозяина замка и Лена поняла, что это предки молодого боярина. Между нишами зияли черные провалы — судя по остаткам золы и углей, здешние камины.

Сам Раду сидел во главе

стола, ломившегося от яств, испускавших невыносимо аппетитные запахи. Здесь был суп из нескольких сортов мяса, заправленный смесью сливок, чесночной подливы, яиц и лимонного сока; куски оленины, нанизанные на вертел, вперемешку с грибами, беконом и луковицами; нежнейшая форель в изысканном соусе; вареные яйца, фаршированные смесью щучьей икры и раковых шеек; белый хлеб и черные оливки. В центре стола, на золотом блюде, лежал жареный лебедь, фаршированный мелкими колбасками и обложенный тушками мелких птах, в которых Лена с некоторой оторопью признала ощипанных воробьев. Здесь же стояли и несколько бутылок с вином, а также кувшин с темно-красным гранатовым соком.

Все это изобилие Лена распробовала позже — сейчас она просто застыла, несколько ошарашенная таким изобилием всего для двух человек. Раду, верно истолковав замешательство гостьи, махнул рукой, приглашая ее за стол.

— Ваша жена к нам не присоединится? — спросила Лена, усаживаясь рядом с хозяином.

— Жена? — Раду приподнял бровь, — а, вы о Таре? Она кормилица для сына и моя наложница. Моя супруга умерла полгода назад.

— Мне очень жаль, — сказала Лена. Раду пожал плечами.

— Женщины часто умирают при родах, — сказал он, — главное, что сын выжил. Но что же вы, угощайтесь. Не для каждого благородного накрывают здесь такой стол.

Лену хоть и покоробило как спокойно боярин говорит о смерти жены, все же она последовала его совету, накинувшись на еду. Все было и впрямь невероятно вкусно, так что она старалась попробовать всего по чуть-чуть — даже не побрезговала съесть парочку воробьев, разгрызая мелкие косточки и брызжа горячим соком. Все яства она запивала отменным вином, чувствуя как по телу разливается блаженное тепло и сытость. Не отставал и Раду — Лене оставалось только догадываться как ему удается сохранять стройную фигуру, при таком любви к чревоугодию. Вокруг бесшумными тенями сновали смазливые служанки, убирая опустевшие блюда и объедки.

— Спасибо, но я больше не могу, — Лена в изнеможении откинулась на спинку стула, — с Никтополя не ела ничего вкуснее.

Раду кивнул и, подозвав служанку, молча указал ей глазами на стол. Пока она убирала остатки пиршества, он налил себе еще вина и пригубил, внимательно рассматривая Лену.

— Говорите, из Никтополя, — сказал он, — это Храм направил вас? К князю?

— В Дракии мы проездом, — покачала головой Лена, — наш караван шел в Мюнберг.

По лицу Раду пробежала тень досады, будто он ожидал иного ответа.

— На вас напали? — Лена молча кивнула, — кто?

Лена начала рассказывать и лицо Раду становилось все более мрачным.

— Влайку, — выругался он, — вот же выродок.

— Что? — спросила Лена.

— Влайку, князь Бората, — пояснил Раду, — это он, больше некому.

По словам Раду, князь Бората вступил на престол семь лет назад, в возрасте семнадцати лет и, до поры до времени, не причинял никому беспокойства. Как князь, он считался выше любых бояр, но сам Борат считался вассалом Дракии, поэтому самые богатые и родовитые из дракийских бояр, считали себя почти ровней князьям Бората, Влакии, Секеи, Альбии и Тисона. Втихомолку таким себя считал и Раду, хотя при редких встречах с соседом, неизменно оказывал положенное его титулу уважение. Самого Влайку, вроде бы, тоже устраивало привычное положение дел.

С год назад все изменилось. С некоторых пор у горной гряды, разделяющей Дракию и Борат, стали пропадать люди — сначала поодиночке, потом уже целыми караванами. В основном жертвами становились

торговцы, идущие через горы. Это весьма обеспокоило Раду, доходы которого, среди прочего, складывались и из пошлин с той части караванного пути, что проходила по его владениям. Михач, например, должен был заплатить положенную дань в той самой деревне, куда его караван так и не дошел. Взамен Раду гарантировал купцам безопасность, так что пропажи били не только по его кошельку, но и по репутации. Сначала грешили на разбойников, потом поняли, что дело серьезнее — ни одна банда не могла так долго подчистую истреблять караваны. Таинственные пропажи совпали с небывалым разгулом местной нечисти, — морои, приколичи и стриги вели себя нагло как никогда, причем привычные средства изгнания помогали все меньше. Поговаривали, что кто-то забрал власть и над неупокоенными мертвецами — убитыми, сгинувшими без вести, погребенными под лавиной камней или растерзанными хищниками, — всеми, кого согласно писанным и неписанным законам, полагалось сжигать на месте, чтобы не тревожили живых. Потом стало ясно, что мертвецами и прочей нечистью заправляет баларкань, с которым в горы явились и вихревые бесы. Местные колдуны выяснили, что бок о бок с нечистью действует какая-то шайка, собирающая все добро с растерзанных людей. Поскольку подобный союз не мог сложиться естественным путем — слишком уж враждебны были иные разновидности этой нечисти и к людям и друг к другу, — поползли слухи, что за этими нападениями стоит один зачинщик. И все чаще, обсуждая неведомую напасть, в разговорах поминалось имя князя Бората. Говорили, что в замке Дэкиени — родовом замке Влайку, собирается разбойный сброд, что не раз видели вожаков горных банд, что-то обсуждающих с князем Бората.

— Я выставил свои отряды для охраны тракта — сказал Раду, — но ведь не расставишь дозорных по всем горам. Вот и сегодня, не уследили — будто знает нечисть, где ударить, чтобы не напороться на отпор. Теперь придется со всеми соседями договариваться, об охране всего пути от Торговишце и до самой Секеи.

— Если вы соберете войско, — спросила Лена, — что мешает вам разбить этого выродка в собственном логове и навсегда решить эту проблему.

— Он князь, — пожал плечами Раду, — у него свои вассалы — наверняка и им что-то перепадает от его добычи. Если мы самовольно станем воевать с Влайку — во Влакии и Секее тут же потребуют ответа у Великого князя Яножа — по какому праву его бояре нападают на их собрата:

— А великий князь не должен навести тут порядок?

— Вообще-то должен, — кивнул Раду, — но старый князь совсем уже плох — говорят, и месяца не пройдет прежде чем Плутос приберет его к себе. Его дочь, Кларина, — совсем девчонка, ей и пятнадцати нет. Большинство бояр думают о том, кто станет регентом, а там, глядишь, и в князи пролезет, если удаться жениться на княжне. Им точно не до разбойников на здешних перевалах. И мне, так или иначе, придется в этих играх участвовать. Воевать с Боратом, когда непонятно, что творится на севере… — он покачал головой, — не ко времени все это. К тому же у Влайку есть покровители — его жена, Марозия, дочь герцога Тускулата, одного из самых могущественных вельмож Гроскании. Поговаривают, что с ее подачи, Влайку и обрел такую силу — Тускулат славится своими познаниями в черной магии и наверняка сумел многому обучить свою дочь. С такой поддержкой, Влайку может не бояться князя.

— А императора!? — воскликнула Лена, — можно ведь обратиться и к нему?

— Фрэг слишком молод, — пожал плечами Раду, — и у него хватает иных проблем, чтобы вмешиваться еще и в дела отдаленных вассалов. Разбираться с которыми, по правде сказать, должен Великий князь Дракии. За руку Влайку никто не ловил, веских доказательств против него нет, а значит, нет повода и для вмешательства. Мы можем обезопасить торговые пути, пресечь разбой и разогнать нечисть по норам, но никто не захочет воевать с Боратом, когда решается вопрос, кто будет править Дракией.