Госпожа ворон
Шрифт:
— Отан, выйди.
— Тану? — мужчина недовольно подобрался и поджал губы. Выходить он явно не торопился.
— Собрание для моих родственников и приближенных офицеров.
— И я — ваш родственник, — напомнил Отан.
— Ты — дядя моего брата, верно. Но для меня ты, как, впрочем, и он, и все здесь присутствующие в первую очередь — подчиненные и подданные. Тебе велено выйти.
— Тогда почему вы не прикажете выйти и Гистаспу? — взъелся Отан. И не без причин, отметили многие. Зато сам альбинос с легкой степенью безразличия в лице перевел глаза с танши на Отана и обратно, после чего принял такой вид, будто речь
— Но Гистасп, по крайней мере, соблюдает интересы Пурпурного дома, — меньше всего сейчас Бансабира была расположена спорить по подобным вопросам.
— Раз уж речь идет о представителях дома, почему здесь нет моего племянника? — Отан поднялся с места и оглянулся на стражу у дверей. — Приведите немедленно Адара.
— Адар — ребенок. Чем он может помочь в моем брачном вопросе?
Отан завелся с пущей силой. Сидевший рядом Махран, неприметный в телосложении против генерала, вскинул голову, уставившись на вояку. Перевел глаза на кузину-госпожу, явно не зная, как поступить. И вмешаться давно пора, и Отан — явно непростой сотник или даже тысячник, чтобы заткнуть его за просто так. Разведчик огляделся: похоже, большинство мучается той же дилеммой. Гистасп, в очередной раз став предметом непосредственного конфликта, предпочел не вмешиваться. Только Тахбиру и Руссе достало мужества возразить вслух:
— Генерал.
— Отан, хватит.
— Не хватит, Тахбир. Если он ничем не может помочь в вашем брачном вопросе, тану, может, обсудим его? В конце концов, у меня есть все права представлять его интересы.
— Его брачный вопрос решен, — сказала, как отрезала.
— Без всякого участия с его стороны. Вы должны были это обсудить хоть с кем-то.
— И я обсудила это с моим дедом, — Мать лагерей поняла, что начала дрожать от ярости. Сдерживаться становилось вся тяжелее.
— И каким образом ваш дед, — подчеркнул Отан, — имеет отношение к Адару?
— Мой дед, — в тон отозвалась Бану, — один из двенадцати танов Яса и наш союзник. Если хотите убедить меня расторгнуть помолвку Адара, которую будучи тану…
— В ту пору вы не были единовластной тану.
— Но теперь являюсь, — Бану с грохотом оперлась на столешницу и вскочила. — Иден Ниитас владеет землями в самом центре страны. Его указ о запрете на пересечении границ любым таном, кроме меня, позволяет удерживать нейтралитет почти во всех землях, поскольку для каждого сейчас военные действия означают марш через Ниитасов. Союз с ним дает нам сведения обо всех перемещениях в стране. В нашем танааре после войны тоже осело несколько сотен выходцев из Сиреневого дома, и отказаться сейчас от помолвки Адара — нажить очень серьезного врага, к тому же в собственном тылу. Если ты хочешь, Отан, оспорить мое решение, предложи что-то настолько ценное, ради чего имело бы смысл рискнуть свободным проходом по стране и ордой мечей, ненавидящих Раггаров также рьяно, как и мы.
— Мы… ненавидим Раггаров? — уточнила Иттая.
Все уставились на девушку молча, осуждая, что она вообще посмела открыть рот с таким самоочевидным вопросом. Иттая невольно сжалась, а, поймав недовольный взгляд отца, вовсе сникла. Гистасп коротко окинул взглядом сложившуюся обстановку и обернулся к танин.
— Да, ненавидим, — мягко подтвердил альбинос. Иттая встрепенулась и подняла глаза на блондина, робко улыбнувшись в благодарность.
— Да кто ты такой, выродок без роду и племени.
— Отан, — одернула Бану. Тот не унялся:
— Хватит уже лицемерить. Выгораживаете его только потому, что этот ублюдок залез к вам в постель?
Первым всхлипнул Серт: кому, как не ему знать, что значит заявить нечто подобное тану Яввуз Ведь именно он когда-то и донес впервые о подобных слухах. Тахбир напрягся всем телом и, наблюдая за отцом, его сыновья и супруга вздрогнули тоже. Дан собрался протянуть "Э-э-э", как обычно, но запнулся в самом начале и в итоге издал какой-то непонятный утробный звук. Раду и Русса подались вперед, напряженно вглядываясь, будто это улучшало осознание происходящего. Охрана переглядывалась, но молчала.
Гистасп, наконец, перестал безмятежно ухмыляться, выпрямился в спине и уставился во все глаза на Бансабиру. В отличие от танши, альбинос мог только догадываться о наличии подобных сплетен, но тот факт, что в свое время замолчали о Бану и Юдейре, давно убедил Гистаспа, что беспокоиться не о чем. Напрасно. Ведь прекрасно же знает, что у Бану Яввуз твердая рука. Как никто знает, и, если это обвинение будет портить ей репутацию — а оно уже портит, — перед роковым выбором тану вздрогнет только внутренне, так что никто не заметит.
Гистасп напрягся всем телом, но, как мог, старался скрыть. Иттая переводила глаза с кузины на генерала, непроизвольно закусив губу — неужели, правда?
В голову Бансабиры ударила кровавая волна гнева. Но вместо того, чтобы покраснеть, танша быстро бледнела, оседая в кресло и держась за подлокотники. Она и без того была слишком зла. Зеленые глаза почернели, как потемнело и остроскулое, все из прямых линий лицо.
— Хватит уже лицемерить. Выгораживаете его только потому, что этот ублюдок залез к вам в постель?
— А тебе бы тоже хотелось? — холодно и снисходительно осведомилась танша, сузив глаза. Среди собравшихся перекатилась неуловимая волна робкого ропота. Гистасп едва слышно облегченно выдохнул и прикрыл глаза. Могло закончится и похуже.
— Бансабира, — тихонько позвал Русса.
— Тихо, — шикнула танша на брата и взяла размеренный тон. — Ты знаешь, Отан, в моем чертоге происходят странные вещи, и я никак не могу поймать виновника. Но ничто не мешает мне — ничто, Отан — назначить им тебя. И судя по тому, как ты ненавидишь и меня, и Гистаспа, я не сильно ошибусь.
— Я не ненавижу вас, тану. Я всего лишь требую для моего племянника права голоса, которое он имеет как законный ахтанат дома. Но вы настолько ослеплены этим лисом, — убедительности ради багровый от ярости Отан ткнул пальцем в сидящего напротив Гистаспа, — что все делаете, как он хочет. Уж простите, но если женщина не относится к числу слабовольных дур, то я знаю только один способ вертеть ею, как вздумается.
Гистасп в свою очередь снова принял всем довольным, но немного отсутствующий вид: что поделать, все эти склоки, разговоры, известность… Такова участь сильных людей, быть объектом пристального внимания — говорила вся его расслабленная поза. И глядевшая на альбиноса Иттая восхищалась в душе, не в силах побороть блеск собственных глаз. Он всегда на высоте.