Госпожа ворон
Шрифт:
Тот замер.
Замер с таким видом, будто его с макушки до пят пронзила молния из чистого безоблачного неба. Что еще за… "Гистасп"?
Иттая и сама, краснея как маков цвет, сглотнула ком ужаса: вот так запросто назвать его по имени? Но отступать было некуда, и девушка попробовала позвать чуть более уверенно.
— Гистасп, — вышло, кажется неплохо, — пожалуйста, помогите мне.
Гистасп стоял огорошенный, и все, о чем мог думать, что со своим близнецом Талом Иттая, кажется, не очень-то и похожа.
— Вы
Иттая припомнила разговор с Бану, когда последняя дала поручение, и постаралась в точности воспроизвести все доводы, которые упоминала сестра. В конце концов, лучшая защита — нападение.
Со всем воодушевлением Иттая пересказала пламенную речь Бану о возможной катастрофе. Гистасп, слушая и наблюдая, даже немного отступил — насколько позволяла длина сцепленных рук. За последние годы из всех женщин ему чаще всего доводилось иметь дело с Матерью лагерей, а она всегда говорит скорее скользко, бесстрастно и высокомерно, чем как-то еще, поэтому все это обескураживало.
Наконец, Иттая стала говорить спокойнее, а Гистасп немного пришел в себя.
И похолодел от ужаса: тану на него иногда злится, это правда, но, в целом, держит накоротке — исключительно потому, что принципиального нарушения в поведении подчиненного он либо не позволяет себе вовсе, либо, в крайних случаях, не допускает при свидетелях. Развитое в сражениях периферийное зрение подметило, что у Гистаспа проблемы. Лопатки свело судорогой: плохо. Все это очень-очень плохо.
— Вы не можете не понимать важность этой… — не унималась девушка.
— Танин, — позвал Гистасп. — Разумеется, я все понимаю.
"Гораздо больше, чем тебе кажется. Ведь если ты попадешься, Юдейр или кто-нибудь еще, вызволит тебя и доделает остальное. Только законченный кретин поверит, что Бансабира Изящная постоянно рискует, полагаясь на удачу. Она сама лепит свое везение, просчитывая все до мелочей, и всегда действует наверняка. Даже сейчас: Одхан отправился с Ниильтах явно не для защиты. Всеединая. Права была молва: таншу в пору было назвать Хитрющей или Кошмарной. Впрочем, изящество тут тоже имеет место".
— Я все понимаю, госпожа, — повторил Гистасп чуть холоднее, чем обычно. — В особенности то, что я не тот человек, которого вы могли бы взять за руку.
Мужчина взглядом указал на их ладони: Иттая все еще удерживала запястье генерала и явно не намеревалась отпускать так просто.
— Я не отпущу, пока вы не согласитесь помочь, Гистасп.
— И не тот, к кому вам стоит обращаться по имени, танин.
"Госпожа, — мелькнуло в девичьей голове. — Госпожа танской крови. Это меньше, чем танин".
Вслух девчонка не сказала ничего. Зато ее взгляд, вся поза красноречиво утверждала: мне нужна помощь. Гистасп вздохнул раздраженно и обреченно одновременно. Сделал шаг навстречу, приблизившись почти вплотную, и сдавленным шепотом произнес:
— Танин, будь здесь только
Иттая приободрилась, и Гистаспу, наконец, удалось отстраниться. А Иттая вдруг перепугалась: если сестра заметила, что… Великая Мать, и подумать страшно, что может быть.
Иттая облизнулась, наблюдая за Гистаспом. Он все решил и готов уйти. Надо его задержать чем-то.
— Разве не разумнее, — севшим голосом спросила девушка, — встретиться поздним вечером или даже после полуночи?
Гистасп мотнул головой:
— Нам вообще не разумно видеться вне тренировок, танин. К тому же, если речь идет о чертоге вашей сестры. Тану Яввуз имеет совершенно неконтролируемый распорядок дня. Она способна обходиться без сна или еды долгое время, может лечь спать за час до рассвета, а с рассветом уже заняться делами, и даже оруженосца Лигдама спрашивать бесполезно, — Иттая озлилась в душе: с какой стати он так много знает о Бану?
— Поэтому единственное, что нам остается, — продолжал Гистасп, — надеяться, что в отсутствии военного положения тану, закончив ночные тренировки, мирно пойдет отдыхать.
Иттая смотрела, как зачарованная темным колдовством: почему этот альбинос говорит о танше с такой теплотой в голосе?
— Может, тогда лучше во время ее упражнений? Пока она будет занята…
Гистасп самодовольно и откровенно хмыкнул, и Иттая примолкла.
— Нет, — просто отозвался генерал, — не лучше.
Иттая сглотнула, облизнула губы, по которым тут же скользнул всполох холодного ветра.
— Вы хорошо знаете мою сестру.
Гистасп, по-прежнему ухмыляясь, распрямился и степенно кивнул.
— Насколько это возможно.
Лицо Гистаспа приняло умиротворенное выражение, какое бывает на лице торговца, вернувшегося из долгого-долгого странствия, наконец, в родные стены — с их семейным уютом и запахом домашней горячей пищи. Иттая собралась с духом и, выдохнув на короткое мгновение страх, спросила в лоб:
— У вас… вы испытываете чувства к моей сестре? — заявила громче, чем планировала.
Гистасп, посмотревший, было, куда-то перед собой, опять скосил взгляд на молодую госпожу:
— Да, — ответил он. Иттая почти незаметно вздрогнула.
— Одно-единственное чувство.
Иттая попятилась.
— Глубокое и искреннее.
Девушка, уже не таясь, уставилась на одухотворенного мужчину круглыми глазищами и, дабы удержать судорожный вскрик, обвинение, вопрос или еще что-нибудь (Иттая совсем не могла поручиться за себя сейчас), прижала ладонь к губам.
Гистасп поглядел с откровенным весельем. Да, не Бану. Но именно поэтому с ней легче иметь дело. Он чуть приблизился к Иттае и доверительно поведал: