Госпожа
Шрифт:
– Он вышел на мгновение. К нему пришел Отец Генри. Наедине с его Библией, я говорила себе, что только хочу увидеть, написал ли он наши имена и дату свадьбы в ней. Конечно же, нет. Мое сердце разбилось, но, тем не менее, я перевернула страницы. Возможно, я бы нашла какое-нибудь утешение в этой книге, которую он столько читал. Никакого утешения я не нашла, зато нашла это.
Она протянула записку Норе. Охранник не пошевелился, когда Нора протянула руку и взяла ее. Осторожно она развернула ее и прочитала.
Ты блондинистый Монстр, я бы отдал свою правую руку за еще одну ночь, такую
И внизу записки было написано еще два слова.
Je t’aime.
«Я люблю тебя» на французском.
Кингсли оставил Сорену любовную записку в его Библии, и Сорен хранил ее.
– Их были сотни, - продолжила Мари-Лаура, теперь грустная улыбка сошла с ее лица.
– Сотни записок от моего брата моему мужу. Большинство были такими - смесь любви и ненависти. Некоторые только о любви. Некоторые только о ненависти. Одна...
– Мари-Лаура прервалась, чтобы рассмеяться.
– В одной было просто написано "Плохие новости - я беременный. И он твой". Мой брат и его чувство юмора.
– Она покачала головой, словно старшая сестра над глупой шуткой младшего брата.
Нора тоже хотела засмеяться с шутки Кинглси тридцатилетней давности, но над ее сладостью, глупостью и абсолютной интимностью, сочащейся из дурацкой шутки, которую Кингсли захотел написать и вложить в Библию Сорена, чтобы тот нашел ее позже и посмеялся. Кто бы ни нашел эти записки, не придал бы им значения. Кингсли и Сорен - это был не просто секс или похоть, которая снова и снова сводила их. Они были влюблены. Нора знала это. Знала годами. Но Мари-Лаура не знала до того момента.
– Я сохранила эту записку в качестве доказательства, если оно мне понадобится, - сказала Мари-Лаура, теперь ее голос снова был холодным и бесчувственным.
– Остальные я оставила там, где нашла их. Мой муж... Я никогда не встречала кого-то настолько умного. И все же, любовь сделала его таким слабым и таким глупым, что он оставил дюжины доказательств своего романа с моим братом в своей Библии. Ах, да, мой муж был слаб. Любовь сделала его слабым. И тогда я поняла, что и меня любовь сделала слабой. Я больше не хочу быть слабой.
– Я знаю, что они бы рассказали тебе со временем. Кингсли не хотел говорить об этой своей стороне. Но он бы рассказал. Даже я знаю, что он рассказал бы.
– Неважно. Они лгали своим бездействием. Они использовали меня.
– Использовали тебя? Сорен говорил тебе, что он не любил тебя. Ты знала это еще до того, как вышла за него. Он думал, что ты хотела денег, думал, что ты нуждаешься в них.
– Я хотела его, любила его. А он не любил меня. Даже мой собственный брат не любил меня. Кингсли любил моего мужа сильнее, чем собственную плоть и кровь. Мой муж любил моего брата сильнее, чем собственную жену. Я не знала, что делать. Записки, которые я прочитала... слова разъедали мой разум. Я постоянно молилась. Днями напролет я гуляла в одиночестве в лесу, пытаясь очистить сознание, пытаясь найти ответ. Вместо этого я нашла эрмитаж... их эрмитаж. И получила то чудо, о котором молилась.
– Какое чудо?
– Девушка, беглянка, скрывающаяся в эрмитаже. Длинные темные волосы, почти моего роста. Это должно было произойти. Судьба. Она была идеальной.
– Идеальной для чего?
– Передо мной предстало столько вариантов, столько мыслей. Я могла рассказать
– Но не сделала этого. Ты убила ту несчастную девушку.
– У нее ничего не было. Совсем ничего. Она думала, что найдет новую жизнь в Америке. Я просто спасла ее от сердечного приступа из-за разочарования.
– Убив ее? Да ты сама доброта.
– Она была подарком. С помощью нее было так просто исчезнуть. Никто даже не искал меня. Я нашла дорогу, автостопом добралась до Канады, нашла того, кто позаботится обо мне... так просто умереть.
– Ты не умерла. Ты убила кого-то.
Мари-Лаура лишь пожала плечами и положила белую Библию на тумбочку.
– Кто-то должен умереть за их грехи, за их ложь. Но я начинаю думать...
Ее голос затих, и она постучала по подбородку.
От страха, по коже Норы пробежала дрожь.
– Думать о чем?
– прошептала она.
– Что одной смерти будет недостаточно.
Глава 12
Пешка
Лайла наблюдала за тем, как ее дядя и Кингсли тихо говорили друг с другом на французском. Она жаждала узнать, что было в записке, которую она доставила. Как курьер, она думала, что заслужила знать, что было в ней. Тоска на лице ее дяди, его обнаженный страх удерживали ее от расспросов. Если ей нужно будет знать, он все расскажет. Неважно, насколько напуганной она была, она доверяла ему.
– Хей, - из-за плеча донесся мягкий голос Уеса.
– Давай умоем тебя. Хорошо?
Она позволила ему взять себя за руку, когда она встала на дрожащие ноги. Он отвел ее в ванную в конце коридора. Пока Уес копался в шкафчиках, она села на тумбочку возле раковины.
– Вау.
– Что «вау»?
– спросила она, прижавшись спиной к зеркалу позади себя. Она даже не хотела видеть, насколько плохо она выглядела.
– В этой ванной словно полный больничный комплект первой медицинской помощи. Даже не хочу думать, для чего.
Лайла улыбнулась.
– Я, наверное, догадываюсь.
Уес мыл руки в раковине добрых две минуты. Он вычистил свои ногти, использовал тонны мыла и горячей воды и высушил их новым чистым полотенцем.
– Ты моешь руки, как хирург, - сказала она.
Он широко улыбнулся, его улыбка была такой яркой, словно луч света, пробившийся сквозь тучи. Но облако мгновенно вернулось, и солнце и улыбка снова исчезли.
– Я работаю в больнице. Санитаром на полставки. Хотя, я хочу когда-нибудь стать врачом. Уес отбросил полотенце в сторону.
– Я работаю в ветеринарной клинике. Мне было бы страшно работать с людьми. Они говорят.
– В этом моя проблема в работе с животными. Они не могут сказать, где болит.
– Он встал перед ней так, чтобы ее колени почти касались его бедер.
– Ты можешь сказать, где болит?
– Думаю, я в порядке. У меня везде саднит.
– Ты, должно быть, дралась. Сейчас я прикоснусь к твоему лицу.
Он аккуратно взял ее за подбородок и повернул лицо к свету.
– Я пыталась. Он был слишком сильным.