Гость из будущего. Том 2
Шрифт:
— Четвёртое — это прилёт инопланетян и торжественная встреча братьев по разуму, — улыбнулся я.
— Феллини, у меня всё готово! — крикнул главный оператор Дмитрий Месхиев.
И действительно первый план детектива получался фантасмагоричным. Туман, созданный дымовой машиной, красиво стелился между деревьев Михайловского парка, а лучи оранжевого заходящего солнца создавали причудливые объёмные узоры. Из-за чего казалось, что дворец, где размещался Русский музей, волшебным образом материализовался прямо из страшной и загадочной сказки.
— Внимание, товарищи! — заголосил я. — Тишина на площадке! Анюта неси хлопушку. Звук, камера, начали!
Актёры
— Эпизод один! Сцена один! Дубль один!
«Переволновалась бедняга, — подумал я и, мысленно перекрестившись, добавил, — поехали, с Богом».
Спустя примерно час в прохладных покоях дворца, где царил полумрак, тихо шумели осветительные приборы, которые дополнительно освещали лишь один зал на втором этаже музея с древними иконами. И в данный момент объектив небольшой ручной кинокамеры «Конвас-автомат» выглядывал из-за угла и смотрел глазами преступника на то, как трудятся музейные работники.
Директриса музея Наталья Суркова, в исполнении Людмилы Гурченко, показывала научному сотруднику Павлу Гурьеву, в исполнении Алексея Кожевникова, куда установить подставку для нового экспоната. А сам экспонат, деревянную скульптуру медведя, держала в руках научная сотрудница Маргарита Фомичёва, роль которой исполняла Анастасия Вертинская. Музейщики о чём-то тихо переговаривались. Гурьев своим недовольным видом давал понять, что в этом месте деревянный медведь не будет сочетаться с иконами, развешенными вдоль стен. И тут неожиданно директриса посмотрела в ту сторону, где прятался вор. И объектив, так называемой субъективной камеры, резко спрятался за угол.
Затем мы глазами преступника увидели, как он пересёк вестибюль второго этажа, быстро пробежал два крохотных зала с какими-то портретами и пейзажами начала прошлого века. И наконец, оказавшись в большом и просторном помещении, где были представлены картины на Библейскую тематику, мы теми же глазами проклятого расхитителя социалистической собственности рассмотрели лик распятого Христа.
«Ты что задумал, поганец? — мысленно вопрошал вора распятый спаситель. — Чего тебе в этой жизни не хватает, сволочь? Жив, здоров, руки и ноги целы, ни дурак, ни урод. Опомнись, остановись!». Но наш преступник включил фонарик и посветил на портрет Святого Луки, на грустного и старенького дедушку, который что-то безмятежно записывал в толстую книгу. И тут же на крупном плане нож безжалостно вонзился в многострадальный холст 17-го века, точнее в простенькую копию дорогущего холста.
— Третий дубль делать? — спросил меня главный оператор Месхиев, при этом немного поморщившись, так как киноаппарат, с которым он сейчас бегал по залам музея весил ни много, ни мало шесть с лишним килограмм.
— Первый дубль — самый лучший, второй — технический, третий для бездарей, — пробурчал я. — Подсними вид ночного Михайловского сада, но в движении, как будто преступник быстро выглянул в окно. И ещё пробеги объективом мимо нескольких мраморных статуй.
— А потом?
— Потом пятнадцать минут перекур и снимаем сцену, где все шесть музейных сотрудников общаются друг с другом. И у нас на сегодня останется проходка вора-преступника по аллее сада, где его встречает милицейский патруль.
—
— Во-первых, чтобы засветить усы, которые носит муж директрисы и ввести следствие в заблуждение, — пожал я плечами. — Во-вторых, это психологический приём, чтобы патруль ничего не заподозрил, подойди к нему сам, спроси уверенно о чём-нибудь и покажи, что тебе нечего скрывать от органов правопорядка.
— Темнишь ты что-то, Феллини, — обиженно пролепетал главный оператор, который чуть ли не ежедневно старался выпытать имя настоящего преступника.
— Товарищи дорогие, — всплеснул я руками, — я всё понимаю, время уже половина одиннадцатого, всем хочется принять душ, выпить чашечку кофе, расслабиться в собственной кровати.
— Нам хочется в «Асторию» на продолжение фуршета, — проворчал актёр Георгий Штиль, исполнявший в картине роль реставратора Дьячкова. — Эти вон уехали, а мы всё ещё пашем.
Часть актёров, которые не участвовали в съёмках, выпив по паре глотков шампанского на природе, действительно уехали в «Асторию» и уговорили дядю Йосю продолжить праздник там. В принципе, я не возражал, так как, зная прижимистый характер Шурухта, был уверен, что большой и шумной пьянки он не допустит.
— Тем более, — кивнул я головой, — взяли себя в руки и сжали волю в кулак. Товарищи, сцена снимается ручной камерой, в динамике, поэтому пока вы в объектив не попали реплик не произносить! Давайте, родные мои, третий дубль. А так по настроению — всё хорошо. Претензий нет.
Я тяжело вздохнул и медленно обошёл зал, разглядывая деревянные чучела из карело-финского эпоса «Калевала». Кто создавал этих идолов и где их откопали, история умалчивала. Они до сего дня мирно хранились в запасниках музея, и вот теперь на меня смотрели: воин Вяйнямейнен, который поймал волшебную щуку, кузнец Сеппо Ильмаринен — бог воздуха и погоды, бог-громовержец Укко, который сжимал в одной руке меч со множеством засечек на лезвии, а в другой сокола. А дальше шли уже совсем диковинные персонажи: колдунья Лоухи, лесной хозяин Тапио и жуткая хозяйка леса Миэликки. Почему жуткая? Потому что у этой «красотки» сразу из головы прорастало птичье гнездо.
«Ты посмотри на него, какой важный?» — вдруг раздался женский голос в моей голове, который явно исходил от хозяйки леса с гнездом вместо причёски.
«А давайте я колдуну, и у этого самозванца сначала аппетит пропадёт, а потом и мужская сила?» — предложила скрипучим голосом скульптура Лоухи, которая больше походила на Лихо Одноглазое.
«В ка, в ка, в каком смысле?» — спросил, сильно заикаясь, воин Вяйнямейнен.
«Ты, Ванька, всегда был небольшого ума, — протрубил кузнец Ильмаринен, — одним словом — дерево. Мужская сила — это значит, чтоб женщина под тобой кричала от удовольствия. Соображать же надо».
«Са, са, сам ты Илька — коряга», — обиделся голосом, который всё так же звучал в моей черепной коробке воин Вяйнямейнен.
«Да заткнитесь вы, наконец! — крикнул леший Тапио. — Не видите, что этот хрен с горы нас слышит? В принципе, я не против небольшого колдовства. Лично мне его смазливая морда сразу не понравилась».
«Хватит базлать! — прогремел в моём мозгу голос громовержца Укко. — Лучше скажите ему спасибо, что нас из ящиков вытащили. Что у нас там по сценарию?».
«Стоим и пялимся в пустоту», — обиженно ответила хозяйка леса Миэликки.