Гость из будущего. Том 3
Шрифт:
«Поздняк метаться», — успел подумать я и вместо прыжка, в доли секунды вытянул ногу в шпагате.
— Оба-ча! — заверещали местные ребятишки, которые сидела за воротами, потому что мяч не забился в сетке, а стукнулся в голень моей ноги и отлетел на середину этого нестандартного поля.
Зрители на трибунах тоже охнули и разразились аплодисментами. Однако это было ещё не всё. Мяч секунд десять пометался на дальних подступах к штрафной площади, переходя то к нам, то к команде «Мосфильма». И тут кто-то из москвичей сделал отличный пас на ход Василию Шукшину. Василий Макарович на левой от меня
— Сели в защиту! Отошли! — заорал я, почувствовав, что сейчас дело может закончиться плохо. — Прыгунов по центру! Не спим!
Но в отличие от игроков моей команды, не спал Василий Шукшин. Он пробежал с мячом десять метров и прострелил его низом на ход Льву Прыгунову. И наш дорогой директор Илья Киселёв, видя, что как всегда не успевает, по-вратарски прыгнул руками вперёд. «Лев Яшин недоделанный», — проворчал я, когда Илья Николаевич рукой выбил мяч за пределы поля. И главный судья встречи, режиссёр Сергей Герасимов с московской киностудии имени Горького, радостно засвистел в свиток и указал на одиннадцатиметровую отметку.
— Ну, Илья Николаевич, — прошипел я, — просто нет слов. Выбежал бы Лёвка один на один, я-то пока ещё в рамке.
— Да на тебя, Феллини, где сядешь там и слезешь! — обиделся он.
А тем временем среди игроков «Мосфильма» разгорелся нешуточный спор о том, кто пробьёт этот пенальти. И громче всех кричал и возмущался товарищ Шукшин. Он, смачно сдабривая свои слова богатыми русскими матерными выражениями, буквально требовал мяч себе и право на пробитие этого решающего штрафного удара. Однако режиссёр Георгий Данелия предложил устроить голосование, чтобы никому не было обидно. И москвичи с большим перевесом голосов отдали мяч Льву Прыгунову.
— Да идите вы все лесом! — обиделся Василий Шукшин и добавил ещё несколько нелитературных слов.
— Крепись, Феллини, — подбодрил меня Кирилл Лавров, — может быть, Лёвка ещё и промахнётся.
— Ну да, — буркнул я. — Бывает всё на свете хорошо, в чём дело сразу не поймешь.
— Точно, — заулыбался наш «ленфильмовский» капитан.
— Бить строго по свистку! — строго предупредил гостей главный судья Сергей Герасимов.
— И по команде: «камера мотор начали», — брякнул кто-то из киношных футболистов, чем вызвал взрыв хохота.
— Тишина на площадке! — тут же осадил всех Герасимов.
А Лев Прыгунов невозмутимо поставил мяч на 11-метровую отметку, повернул его шнуровкой в мою сторону и вдруг по-хитрому подмигнул мне и, кивнув головой, показал, что будет бить в правый угол. Я тоже кивнул головой, дескать, понял, а сам подумал: «Да, бей ты хоть куда. Я всё равно прыгать не буду. Не на „Оскар“ играем, а всего лишь на ящик коньяка. Тем более за коньяк платить придётся виновнику этого пенальти Илье Киселёву. Пусть раскошеливается, коли играть не умеет».
Наконец, убедившись, что все заняли свои места: я в воротах, зрители на трибунах, Лев Прыгунов в пяти метрах от мяча, главный судья Сергей Герасимов дунул в свисток. Лёва разбежался, заложил корпус так, что мяч неминуемо должен был полететь
«Прохиндей», — пронеслось в моей голове и я, оставшись по центру рамки, на автомате со всей силы шибанул ногой по летящему в область колена мячу. И надо сказать, замечательный вышел удар. Зрители охнули, местные пацаны за воротами восторженно вскрикнули, а вратарь сборной «Мосфильма» Никита Михалков, который вышел к центру поля, чтобы посмотреть, как забьют победный гол, растерянно застыл на месте. А мяч тем временем на хорошей высоте просвистел через всё малоформатное поле и аккуратно опустился в сетку пустых ворот московской команды.
— Гооол! — закричали зрители на трибунах.
— Даааа! — громче вех заревел Илья Киселёв. — Наша взялааа! Не зря Москва, спалённая пожаром, французу отдана! Гоните ящик коньяка! Качай Феллини, мужики! Качай его!
— Уйди! — выкрикнул я, когда ко мне разом бросились радостные одноклубники в количестве десяти человек. — Не подходи! Я — бешенный! Уроните, черти! Оставьте моё тело на земле! Я не хочу в космос! — закричал я, когда меня всё же поймали и два раза подкинули в воздух.
Примерно за полчаса до ужина, когда, приняв душ и переодевшись в свежую рубашку, я в окружении всех обитателей дачи пил на веранде тёплый чай, в гости забежала Фрижета Гургеновна. Она отвечал за многие организационные вопросы фестиваля и, судя по её встревоженному лицу, случился ещё один какой-то форс-мажор. Я, кстати говоря, сам хотел с ней переговорить, чтобы Крамарову и Высоцкому выдали талоны на питание, и теперь обрадовался, что на ловца и зверь бежит.
— Феллини, выйди, надо поговорить, — протараторила она. — Здравствуйте, товарищи, извините, неотложные вопросы, — тактично кивнула она остальным так называемым «дачникам».
Затем я и наш новый главный редактор Первого творческого объединения «Ленфильма» проследовали на улицу. И тут Фрижета, вытащив толстый журнал со списком всех участников фестиваля, немного помявшись, приступила к сути вопроса:
— На завтра запланированы выезды творческих бригад для встреч со зрителями. Одни поедут в Выборг, другие в Кронштадт, сразу десять групп разъедутся по разным районам Ленинграда. Кто куда направится, список будет вывешен сегодня после ужина.
— Поздравляю, давно пора, — кивнул я, — третий день только пьём, играем в разные игры и загораем.
— Поздравлять пока не с чем, — усмехнулась Фрижета. — Тут дело такое, сегодня позвонили из Сестрорецка, они нам для фестиваля поставляют к столу свежую рыбку, и тоже попросили организовать встречу с интересными людьми из мира искусства и кино.
— Это называется бартер, — буркнул я.
— Ну, да. Я подошла с этой просьбой к Гене Шпаликову, но он либо ничего не понял, либо настолько ушёл с головой в работу, что ничего не воспринимает. Тогда я обратилась к писателю товарищу Нагибину и поэтессе Беллочке Ахмадулиной. Но у них на завтра другие планы. Будь человеком, съезди в Сестрорецк. Тебе и делать-то ничего не придётся. Покажешь им 15-минутную нарезку фестивальных фильмов, споёшь пару песен, ответишь на вопросы. Час работы, не больше.