Государь
Шрифт:
Освободившись из плена сладких мечтаний, князь удивленно качнул в руки полной чашкой, хотя вроде бы помнил, что испил ее до дна — и наконец-то обратил внимание на свое окружение. Пока он наслаждался вкусом кофе и шоколада, вместе с письмами ушли боярыня-пестунья и смущенно-обрадованная княжна Мстиславская, зато в Кабинете прибавилось мордашей, перекрывших своими лохматыми тушами выход из покоев. В глаза бросилось разрумянившееся лицо довольной сестры, бросавшей на него и царевну Евдокию обожающие взгляды, тихонечко поглаживая при этом шкатулку из черного дерева — и футляр, в котором доставили заказанные братом украшения для Осеннего бала в Большом дворце…
— Кхм. Благодарствую, сестра, зело добрые вести!..
Серебряный колокольчик у дверей опять некстати проявил свою зловредную натуру! Впрочем, появление боярича Федора Захарьина-Юрьева, от которого, несмотря
— Как брат, все ли у него хорошо?
Весело подмигнув зеленоглазой красавице-молчунье, кою Федор не оставлял надежды когда-нибудь разговорить и расположить к себе, еще один родственник царской Семьи обстоятельно поведал о том, сколь хорошо прошел Большой смотр поместной шляхты. Мимоходом упомянул о двух ларцах с жалованными грамотами на землю, которые Димитрий Иоаннович наподписывал не жалея своей десницы, пурпурных чернил и Малой великокняжеской печати, и кои ближник уже передал в руки помощников великого канцлера литовского Радзивилла — чтобы те подвесили печати и оформили все как следует. Рассказал веселую историю про гонористого польского пана, прибывшего в свите государя Бранденбургского и попытавшегося вызвать Великого князя Литовского на двобой… Увы, но непринужденное родственное общение никак не складывалось, и кофе его угощать не спешили: да и вообще, двоюродная сестра по материнской линии ныне явно была не в духе. Так что понятливый боярич плавно завершил разговор, достал из узкой поясной сумки тубус, запечатанный сургучом со знаком Феникса, и поспешил удалиться. Едва дождавшись, когда закроется дверь, царевна нетерпеливо содрала печать и вытянула наружу несколько листов бумаги: тот, что был исписан почерком Мити, аккуратно отложила в сторонку, а три остальных, покрытых прихотливо-разноцветными сложными линиями, растянула на столе.
— Аглаш, ты пока почитай сама: если что важное, то вслух — а я пока…
Торопливо убежав в Опочивальню, обратно Евдокия вернулась с похожими рисунками, и начала тщательно сличать линии Узора любимого старшего брата на момент последнего осмотра — с теми, что он нынче прислал.
— Я же говорила, что без меня восстановление сильно замедлится! Дался ему этот смотр… Мог бы на гетмана это оставить, тот бы не развалился.
Раздраженно пыхтя, синеглазая дева то и дело очеркивала сначала ноготком указательного пальца, а затем и подхваченной в руку чернильной ручкой те серые и серо-черные отрезки, которые пятнали тут и там разноцветное переплетение тонких и толстых линий заметно усложнившегося Узора. Это дело ее так занимало, что Дуня не сразу отреагировала на невнятное восклицание подруги, и той потребовалось несколько раз кашлянуть, привлекая к себе внимание.
— Ну что там, Аглаш? Я же говорила, если что важное, то чти вслух.
— Эм-м… Хорошо. «…предварительные переговоры с Иоахиммом-Гектором о твоем замужестве сложились удачно, и ныне он отъехал в Москву, где окончательно утвердит с батюшкой условия брачного договора и обговорит время помолвки…»
Не заметив какой-либо внятной реакции на столь сногсшибательную новость, Аглая отложила письмо, подошла и осторожно обняла и погладила одну из двух своих близких подруг:
— Может, еще и не сладится, Дунь? Князь Поморский Богуслав был бы тебе куда лучшим мужем!
Попеременно ведя пальчиками по темно-синим линиям на разных листах, будущая невеста на удивление спокойным тоном удивилась:
— Почему?
— Ну… Он же ужасно старый, этот Иоахим: целых шестьдесят шесть лет! К тому же, по слухам, он пьяница, страшный мот и развратник.
Внезапно засмеявшись, дева царской крови оторвалась он своего занятия и сама обняла ничего не понимающую Гурееву:
— Глупенькая, это скорее его достоинства, нежели недостатки. Маркграф Бранденбурга куда лучше князя Померанского: а что старый, так мне же его не в супе варить…
В ожидании последней главки последней главы любители альтистории могут почитать это:
Необычный взгляд: Наполеон на русской службе, Павел — финский король: «Благословенный» — https://author.today/reader/338924/3146483
[1]
Эпилог
Эпилог
Чем ближе был день открытия турнира, тем многолюднее становились улицы и окрестности стольного града Великого княжества Литовского. В середине первого осеннего месяца прибыл полк рейтар, начавший обживать казармы в новеньком военном городке; через десять дней заселилась в кирпичные хоромы и тысяча молодых стрельцов — тем самым замкнув своеобразное кольцо вокруг Вильно. В том смысле, что помимо новоприбывших рядом со столицей на равном удалении друг от друга были расквартированы три полка великокняжеского Кварцяного войска, и такое «колечко» с заставами на всех дорогах очень благотворно сказалось на благонравном поведении шляхты. Которой прибыло столько, что возле города выросло сразу семь крупных палаточных городков: большая часть их пестрого населения была из азартных зевак, которых манило само редкое зрелище, дух большого праздника и реальная возможность хорошенько угоститься за счет какого-нибудь щедрого пана. Вторыми по численности насельцами были те, кто желал попытать переменчивого счастья в воинских играх — соблазнившись большими денежными призами и земельными пожалованиями. Среди скоплений временных жилищ моментально появились фургоны торговцев вином и пивом, крикливые лоточники с разнообразной выпечкой — и конечно же шлюхи. Последние в глаза те не лезли, ибо подобное было чревато, но любой имеющий толику лишнего серебра мог без проблем найти себе веселую подругу на ночь…
В пригородах Вильно тоже происходило подобное, но с соблюдением всех приличий: в преддверии осени великокняжеская казна отстроила за городской стеной десятка три вместительных постоялых дворов, напоминавших нарядные трехэтажные терема — так вот их прибывающее панство и забило до отказа. В самом городе вообще не осталось ни единого жилого угла, который не сдали бы втридорога предприимчивые горожане, вовсю пользующиеся удачным моментом и конкуренцией среди гостей, приехавших — кто на Вальный сейм, кто на турнир после оного. Или вовсе на Осенний бал, куда стремилась попасть вся литовская магнатерия: верней сказать, протащить в Большой дворец своих сыновей и дочек. Не одним же Радзивиллам подводить своих девиц к неженатому Великому князю?!? Порой Вильно напоминала своеобразный мешок из крепкой, но все же потрескивающей материи, которую во все стороны распирала гонористая шляхта: к счастью коренных виленцев городская стража бдила как никогда, не стесняясь пускать в ход дубинки и кулаки. Ну или наводить на злостных нарушителей дворцовых сторожей в вороненых бехтерцах — а так как слухи об их вежливых манерах уже достаточно широко разошлись по Литве, то даже самые упертые забияки сразу же утихали и послушно шли на правеж к великокняжескому судье…
Еще, помимо зевак и претендентов на призы и славу, а так же съехавшегося на Сейм и последующие развлечения ясновельможного панства, город наполняли литовские помещики, прибывшие за Жалованными грамотами на свои владения. Они степенно расхаживали по улицам и вокруг Большого дворца, с раннего утра толпились сразу в нескольких канцеляриях, заглядывали во все лавки — и бурчали, при каждом удобном случае бурчали о непомерной алчности обнаглевших чернильных душ! Ведь как получалось? Великокняжескому землемеру за размежевание с соседями, и составление точного чертежа поместья — заплати. Поветовому старосте[1], за справку об отсутствии земельных тяжб с соседями: опять же подношение занеси да покланяйся!.. В канцелярии подскарбия Воловича, за бумажку об отсутствии недоимок по налогам малый сбор оплати: а затем еще и за выписки из великокняжеского архива о новом владении, и из Бархатной книги родов шляхетских — по десятку талеров за каждую грамотку отдай! И ежели хочешь получить у маршалков Великого канцлера красиво оформленный свиток на дорогом веленевом пергаменте, да с подложкой из багряной замши — так и на это надобно тряхнуть мошной. А как же не потратиться, коли остальные счастливцы этак невзначай похваляются своей Жалованной грамотой, и смотрят на тебя, как на дерь… Кхм, как на какого-то безземельного нищеброда?.. Одна радость: после этаких-то мытарств и сплошного разорения, поместье наконец-то становилось родовой вотчиной!.. Достойный повод, чтобы спрыснуть его толикой доброго заморского вина, или кубком-другим хорошего стоялого меда: ну а там уже развязывались не только языки, но и завязки кошелей, делая выручку хозяевам городских лавок и приличных кабаков.