Государь
Шрифт:
— В самом деле?!?
Разом позабыв про раскрытые укладки и надерганные из них листы с податными росписями, царевна увлекла подругу на небольшой уютный диванчик с мягкой спинкой, собираясь подробно обсудить столь интересную тему. Но еще до того как они устроились на его упругом сидении, перешагнув по пути к нему бесшумно вернувшихся и развалившихся на полу кошек — на стене возле дверей мелодично зазвенел серебряный колокольчик, давая знать о приближении кого-то, имеющего право свободного доступа в Кабинет. Этим кем-то оказался дежурный сотник дворцовой стражи: повертев головой в поисках царевны, мужчина с коротким поклоном доложил о прибытии почтовой повозки — после чего уступил место подчиненным, с тихим кряхтением затащившим пятнадцать пудов отличного тульского уклада, отлитого в форме небольшого сундука. Если бы не устроенные в корпусе хранилища гнезда под съемные рукоятки, перемещение такого груза было бы сущим мучением — но даже так четверка крепких мужчин сдержанно пыхтела и едва заметно
Щелк-щелк-щелк-щелк!!!
Царевна крутила наборные диски так ловко и быстро, что едва слышные щелчки внутренних шестеренок сливались в один непрерывный шелестящий звук. Нетерпеливо дернув на себя толстую дверцу, Дуня сдвинула в сторону несколько замшевых мешочков с цехинами и заглянула в образовавшийся просвет. Не обнаружив искомого, порылась среди мешочков с талерами, небрежно вернула «наградные» кошельки обратно, и последовательно достала-вернула с нижней полки на место десяток книжиц для записей. Следом разворошила пирамидку тубусов с какими-то грамотками, и покопалась среди пухлых укладок с доносами на членов Пан-Рады.
— Да где же он… Я же помню что вернула его обратно!
Озадаченно нахмурившись, она переставила шкатулочку с Большой печатью Великого князя Литовского, Русского и Жемойтского.
— Ага!
За которыми наконец-то и обнаружила пропажу, вытянув наружу небольшой ключик с затейливой бородкой. Через несколько минут уже оба храна стояли с распахнутыми дверцами, а девушки раскладывали содержимое 'сундучка на несколько неравных кучек. В самой первой были небольшие чехольчики с грамотками и небольшие кошелечки — родительские послания и денежные гостинчики девицам из свиты царевны Евдокии. Во вторую, заметно большую, уложили весточки для боярыни-пестуньи Захарьиной-Юрьевой: от родных детей, кровных родичей, знакомых княгинь-боярынь с сыновьями-дочерьми на выданье — и все тех же родителей свитских девиц, кои непременно желали знать, как живет и чем дышит их кровиночка. В третью кучку определили письма для ближников государя Московского, среди которых особенной любовью к переписке отличался князь Старицкий: помимо того, полтора десятка предназначавшихся ему посланий подперла обтянутая ярко-желтой кожей шкатулочка. Наособицу уложили алеющие сургучными печатями тубусы от царевичей и царской целительницы: Федор и Домна не поленились написать подруге Аглае по отдельному письму, Иван же, как обычно поленился. Зато туба с его печатью была вдвое толще всех остальных, так что наверняка сей лентяй впихнул в один кусок бумаги кучу посланий для всех и каждого. Пару чехлов из грубой кожи с оттисками отцовского Единорога царевна сразу же разделила, убрав вместе с остальными письмами, предназначавшимися старшему брату, в его же хранилище — и наконец-то подступилась к самому интересному. Пять плоских, но при том достаточно увесистых шкатулок из эбенового дерева, которые она самолично одну за другой выложила коротким рядком на столешню: украшенные резьбой и вставками из солнечного янтаря, футляры хранили внутри творения московских златокузнецов. С инициалами своих хозяек в укромных местах, изготовленные по рисункам царевича Федора, и при участии старшего брата Дмитрия — только у него получалось так хорошо соединять мелкие кристаллы в настоящих самоцветных исполинов.
— Смотри, надо одновременно надавить вот на этот камушек и этот лепесток.
Показав подружке пример, царевна чуть уперлась пальчиками, и сдвинула по внутренним полозкам толстенькую крышку.
— Ой, какая красота…
Подпихнув подружку поближе к двум ее шкатулкам, синеокая дева царской крови взяла с бархатной подкладки свой новый венчик. Внимательно и даже придирчиво оглядела, после чего сбегала в Опочивальню за настольным зеркалом — перед которым, едва ли не мурлыкая от удовольствия, увенчала себя новой сапфировой диадемой. Помимо которой в футляре лежали такие же серьги и перстень из белого золота, с крупными каменьями чистой воды. Повертевшись пред зеркальной гладью, пятнадцатилетняя модница сменила синеву сапфиров на багровые рубины второго комплекта — и отчего-то разом погрустнела, потеряв прежнее игривое настроение. Услышав тихий шорох за спиной, задумавшаяся о скором замужестве Евдокия машинально уступила место подруге, заодно поправив на ней чуть перекосившийся изумрудный венчик.
— Давай-ка сразу же и серьги вденем!..
Очарованная самоцветной обновкой, брюнеточка послушно подставила сначала правое, а затем и левое ушко — и вновь застыла,
— Мну-у… Изумруды хорошо подходят к твоим глазам, а этот венчик больше льнет к волосам и коже.
Самостоятельно украсив левую руку перстнем, Аглая как-то разом поняла, что вот именно это жуковинье ей и по сердцу, и по уму — ибо ощущалось украшение так, будто она носила его с самого рождения. Меж тем, любопытная царевна заглянула в пятый футляр, закрывавшийся на простой замочек-защелку: задумчиво хмыкнула при виде еще одной диадемы с рубинами и пренебрежительно поморщилась. Куда мельче и хуже, чем у нее, но Фиме Старицкой и это за великую радость будет! Успокоившись, она на пару с подругой убрала со стола лишнее; чуть подумав, сняла и рубиновый венец с серьгами. Однако, не удержавшись, вновь вдела в уши сапфиры, а на пальчик кольцо: глядя на Дуню, и брюнетка оставила на себе новые украшения — после чего девушки подсели к ждущим их внимания письмам из дома.
— Хм-м, а Саин-Булат-то еще в августе сватов заслал!..
Переглянувшись и вспомнив касимовского царевича, старательно обхаживающего Настю Мстиславскую и в иные моменты своим поведением весьма напоминающего самозабвенно токующего по весне глухаря, подружки разом прыснули от смеха. Успокоившись и дочитав послание от батюшки, Евдокия хрустнула печатью на письме от братца Вани.
— Ого, целую рукопись прислал…
Нахмурившись, царевна начала скользить глазами по крупным буквицам текста: дойдя до подписи и поскребя ноготком жирную кляксу возле нее, синеглазая дева подумала, затем прошла к небольшой нише в стене и дернула за один из висящих там витых шнуров. Не успела она сесть обратно и подтянуть поближе тул с письмом от братца Феди, как сквозь приоткрывшуюся створку проскользнула сначала ее личная челядинка Аглайка, а следом вдвинулись два мордаша — тут же развалившихся на прохладном полу по обе стороны от входа.
— Князь Старицкий и боярыня-пестунья уже вернулись с прогулки по Вильно?
Стрельнув глазами на свою черноволосую тезку, русоволосая блондиночка молча поклонилась и вновь замерла в ожидании повелений.
— Пригласи их, а так же княжон Старицкую и Мстиславскую: скажи, прибыли вести из Москвы. Как зайдут в кабинет, подай кофе со сливками, и шоколад…
Минут через пять уютной тишины и сосредоточенного чтения, дворянка Гуреева вдруг переменилась в лице: дважды перечитав несколько коротких строчек, она не удержалась и удивленно поинтересовалась у подруги-царевны:
— У меня что, в Москве есть свой дом?!?
Не отрываясь от очередного письма, Евдокия рассеянно переспросила:
— Разве?
— Да, Федя отписал, что в этом году как раз успевают залить основания под стены и ограду… Моего дома?..
Заинтересовавшись, царевна забрала грамотку из рук Аглаи и перечитала нужные строчки. Удивилась, задумалась и не очень уверенным тоном предположила:
— Может, это тебе батюшка пожаловал вместо земель того противного графа Глебовича?
Оживший серебряный колоколец на стене близ дверей в очередной раз помешал обсудить интересный вопрос: встретив Василия Старицкого легкой приветственной улыбкой, временная хозяйка великокняжеского Кабинета усадила троюродного брата за стол и раскатала перед ним письмо от родного братца Вани. Не забыв ограничить доступное для чтения место двумя пока еще не разобранными укладками из канцелярии подскарбия Воловича.
— Это?
— Описание битвы при Молодях.
Посветлев ликом, молодой князь уткнулся глазами в неровные строчки и на время полностью выпал из действительности, пропустив явление боярыни-пестуньи Анастасии свет Дмитриевны, за которой, потупив глазки, в государевы покои зашли две ее воспитанницы. Когда под нос Василия подсунули чашку с ароматным напитком, он машинально отхлебнул бодряще-горьковатого кофе и щедро черпанул шоколада с орешками, придя в себя от звуков девичьего смеха.
— Эм-м… Задумался.
С серьезным лицом и настоящими чертенятами в глазах, пятнадцатилетняя хозяйка забрала одно письмо и раскатала на столе второе — вот только укладки положила так, что виден был лишь маленький кусочек плотной белой бумаги. Но и того хватило с лихвой: прочитав, что двоюродный дядя может разрешить племяннику повести под венец девицу Бутурлину, князь Старицкий неожиданно для всех заалел ушами. Да так ярко! Впрочем, сам он отнес это на счет выпитого кофе, раз за разом скользя глазами по доброй весточке; единственно, что огорчало Василия, так это отсутствие избранницы у государя Димитрия Иоанновича. По давней традиции московских рюриковичей, первым всегда женился наследник трона, и уж потом начиналась волна свадеб у остальных ближних царских родичей: появился этот обычай не на пустом месте, а после прежних кровопролитных свар за трон Великих князей Московских. Потому и обойти его было… Ну, разве что по прямому дозволению Великого государя Иоанна Васильевича? Либо уговорив государя-ровесника поскорее присмотреть себе красавицу-жену. Нет, дядя и так проявил большую милость, позволив сочетаться царской крови с худородными Бутурлиными; так что оставалось положиться на хорошие отношения с троюродным братом Димитрием…