Государь
Шрифт:
[5] Воины на службе у русских аристократов — боевые холопы, помещики, дети боярские и дворяне.
[6]Титул второго по значимости после хана лица в иерархии Крымского ханства. Поскольку должность калги занимали только княжичи из ханского рода Гераев, именовавшиеся в Крыму султанами, по отношению к калгам часто использовалось название «калга-султан».
[7]Посошная рать (Посоха) — временное ополчение в составе Войска Русского государства XV—XVII веков; названа от слова «соха» — единица поземельного обложения налогом на Руси. Посошная рать снаряжалась, вооружалась и содержалось населением, выполняла как вспомогательные функции, так и участвовала в боях.
Глава 13
Глава 13
Отъезд Великого князя мало сказался на
Не изменилась и повседневная жизнь великокняжеского дворца: разве что подскарбий Волович на время отсутствия повелителя свалил бремя регулярных докладов на одного из своих наиболее смышленых и доверенных помощников. Вот только на исходе третьей недели пан Остафий узнал, что сильно переоценил преданность этого скарбника — или наоборот, не разглядел в нем определенных амбиций, ибо царевна быстро прибрала к своим нежным ручкам толкового шляхтича-счетовода. Пока казначей думал, как ему на это реагировать (и стоит ли вообще это делать?), прибежала счастливая дочка с вестью о том, что царевна пригласила ее на празднование своих шестнадцатых именин в Москве. Для Софьи это означало массу новых впечатлений и весьма вероятное знакомство с младшими царевичами, а вот родитель сразу же задумался о достойных женихах из московской знати. Опять же и племянника, которого он пристроил в свиту государя, требовалось оженить с максимальной выгодой для всего рода Воловичей?.. Помимо казначея, среди литовской магнатерии были и иные желающие породниться с кем-нибудь из старших чинов московской Боярской Думы — вот только далеко не все из ясновельможных панов имели свободный доступ в Большой дворец. Что не помешало самым изворотливым из них пристроить трех юных шляхтичей на службу троюродному брату Великого князя: сами по себе эти юнцы были ему нужны как собаке пятая нога — но их почтенные родители клялись наладить стабильные покупки племенных жеребцов и кобыл знаменитой венгерской породы! Перед таким предложением князь Старицкий не устоял, и теперь обдумывал намеки некоторых не самых знатных, но при том весьма состоятельных литвинов — о размере их благодарности за место для дочек в свите княжны Старицкой. Это дело требовалось обговорить с царственными родственниками, но Василий Владимирович отчего-то был уверен, что те возражать не будут… На фоне близкого родича правящей Семьи очень скромно смотрелся княжич и боярич Скопин-Шуйский, который ограничился всего одним оруженосцем, тринадцатилетним княжичем Полубинским. Взял бы и больше (вместе с златом-серебром, которым его соблазняли), но без одобрения государя или батюшки попросту не рисковал. Некоторые заботливые отцы поглядывали и на барышню Гурееву, но та вызывала у них закономерные опасения — слишком вольно себя ведет для худородной, а если вспомнить ее судный поединок, так и вообще… Отдашь такой дочку в свиту, а вдруг она ее каким непотребствам научит!? Хотя митрополит Иона совсем наоборот, считал Аглаю Черную доброй христианкой и не раз лично причащал ее Святых Тайн.
Но даже архипастырь Литовский вплоть до середины сентября не подозревал, насколько ревностна в вере личная ученица Великого князя Литовского. За день до этого он получил от царевны Евдокии записку с почтительной просьбой заглянуть к ней при случае, дабы обсудить желание дворянки Гуреевой внести посильную лепту на нужды православной церкви. Разумеется, владыко никак не мог проигнорировать столь славный душевный порыв: но тем утром его немного задержали просители, так что освободился он аккурат к тому часу, когда внутренний дворик дворца закрывали от посторонних — ради того, чтобы любимая живность царевны могла вдоволь поиграться и размять лапы.
— День добрый, авва. Как твое здравие, все ли хорошо в делах на благо веры нашей?
— Добрый, дочь моя: грех жаловаться, дела ныне вполне…
Дальнейший ответ смазался в басистом лае меделянов, азартно гоняющих двух полосатых кошек — и их ответном веселом шипении. Хотя весело в основном было только снежному барсу, что наподобие горного козла скакал по всем доступным
Меж тем, с удовольствием отведав свежайшей халвы и поговорив за кубком с ароматным сбитнем о успехах каменщиков в деле устроения монастыря святой Анастасии, предстоятель литовской православной церкви довольно выразительно покосился за перила. Намекая тем самым, что неплохо бы девице Гуреевой подняться к ним на галерею и поговорить об обещанном вкладе на благие дела. В ответ царевна вытянула откуда-то из-под стола небольшую грамотку и вложила ее в руки архипастыря: тот же, развернув и прочитав короткое послание, довольно улыбнулся и вновь побежал выцветшими от возраста глазами по строчкам московской скорописи.
— Значит, побили нечестивых агарян… Зело благостная весть!
— Воистину, преосвященный. Было бы хорошо устроить большую службу с колокольным благовестом во славу защитников земли русской, повергнувших неисчислимое войско мерзкого крымского хана… Как ты считаешь?
Митрополит Иона согласно кивнул, тут же начиная прикидывать, кого из дружественных ему архиереев стоит срочно вызвать в Вильно — а кто обойдется письмецом с указанием об устройстве в своей епархии торжественного молебна. Однако спокойно подумать и полюбоваться на расцветающую редкостной красотой царевну у архипастыря не получилось: синеглазая дева достала из-под стола новую грамоту, сплющенную так, словно гонец вез ее под седлом своего скакуна.
— Писано со слов одного купца из Любека о том, как прошел день святого Варфоломея в Париже.
Сдержав постыдное для его сана и возраста нетерпение, владыко чинно принял из холеных девичьих ручек скаски торгового гостя. Пока он неспешно впитывал каждое слово повествования об устроенном французскими католиками смертоубийстве своих противников-гугенотов, на галерею поднялась румяная Аглая, которую сопровождали усталая гепардиха и весьма довольный снежный барс. Чихнув от пропитавшего рясу митрополита запаха церковных благовоний, дружелюбная Пятнышко тиранулась о его мантию своим лоснящимся боком, оставив на черной ткани десяток-другой золотистых волосков; что же до Хвостика, то он гостем пренебрег, устроившись близ хозяйки на приятно-холодных плитках пола галереи.
— Вот оно, значит, как…
Рассеянно кивнув в ответ на приветствие Гуреевой, преосвященный по давно выработанной привычке принялся перечитывать важные новости, сулящие ему много приятных хлопот. Уже успев понять характер Великого князя, он даже и не сомневался, что государь будет весьма пристрастен в расследовании всех изменных дел: и посему довольно много католических приходов и даже обителей вскоре неизбежно опустеют. А так как свято место пусто не бывает, туда надо будет обязательно расставить смышленых православных батюшек, дабы они усердно окормляли и укрепляли в единственно правильной вере людство и шляхту по всей Галиции, Волыни. Душа митрополита буквально пела от радости: воистину, Димитрий Иоаннович несет на себе благословление божие!!!
— Авва?
— Да?..
С неохотой оторвавшись от описания злодейств французских папистов, архипастырь увидел пяток листов дорогой «орленой» бумаги, которые принял с неким предвкушением: неужели хороший день может стать еще лучше? Оказалось может, ибо его руки держали черновик великокняжеского Указа с оглашением изменных дел католического клира, и с подробными списками всех закрываемых приходов и монастырей Рима — в Ливонии, Жемайтии, Подолии, Галиции и Волыни! Дав ознакомиться, зеленоглазая брюнетка мягко забрала черновик и вернула его в укладку из темно-красного сафьяна; туда же уложила и скаски негоцианта из Любека, после чего убрала папку под стол — куда Ионе вдруг очень захотелось заглянуть самому. Может быть, там найдется еще что-нибудь приятное или полезное для Церкви? Перехватив его задумчивый взгляд, царевна с удивительным для ее возраста пониманием мягко улыбнулась, напомнив этим старшего брата. Собственно, тень его незримого присутствия ощущалась и сейчас: в каждом жесте и каждой фразе пятнадцатилетней Евдокии Иоанновны, в ее манере держать себя, и даже в том, как она принимала митрополита Киевского и всея Руси.