Государево дело
Шрифт:
– Да вот, Анисим Савич, – заюлил торговец. – Школяры за рахат-лукум торгуются.
– Это что же, за школяры такие? – удивился Пушкарев и воскликнул, переведя взгляд на мальчишек. – Ба, Иван Дмитриевич пожаловали!
– И вам здравствуйте, – учтиво поклонился княжич, а следом за ним его примеру последовал Никишка.
– Какими судьбами к нам?
– Да вот, товарища хотел рахат-лукумом угостить.
– Что же дело хорошее, – отозвался стрелецкий голова и, повернувшись к приказчику с не предвещающей ничего доброго улыбкой, приказал: – ну-ка заверни для княжича Пожарского
– Пожарского! – ахнул работник и сломя голову кинулся выполнять.
– Вот извольте, Иван Дмитриевич, – ухмыльнулся Анисим. – Кланяйтесь батюшке. Он, кстати, знает, где вы?
– Да мы просто гуляли…
– Да кто же спорит, где же вам ещё гулять, молодым неженатым!
– Так мы пойдем?
– Ступайте с Богом.
Оказавшись на улице мальчишки пригорюнились. Никишка оттого, что не сумел выполнить порученного, а Ванька, боясь, что стрелецкий голова может рассказать обо всем отцу.
– На, попробуй, – протянул Пожарский приятелю кусочек рахат-лукума.
– Скусно, – отозвался тот, когда прожевал. – Чего делать-то будем?
– А что тут сделаешь, – пожал плечами друг. – Жуй, пока до розог дело не дошло.
– Эй, где вы? – раздался откуда-то сверху звонкий голос.
Удивленный Анненков обернулся на него и увидел, что с тына на них, улыбаясь, смотрит девушка в красивой шапочке отороченной беличьим мехом.
– Здравствуй Маша, – поприветствовал её младший Пожарский.
– Привет, Ванечка. Небось, опять письмо принес, да батюшке попался?
– Нет, сегодня Никишка письмоносец.
– Это кто же такой?
– Я это, – насупился школяр.
– Ну, раз принес, давай.
– Не отдам!
– Не больно-то и хотелось, – сделала равнодушный вид Машка.
– Ты чего? – изумился Ванька, такой несговорчивости товарища. – Это же она…
– Нет. Петр Дмитриевич сказал, что надо отдать девице, краше которой на всей Руси нету.
– Что так и сказал? – заинтересовано спросила сверху Пушкарева.
– Слово в слово!
– Так, что же не отдаешь?
– А ты тут при чём?
– Знаешь что! – возмутилась от подобной наглости девушка. – Я вот сейчас как спущусь, да как надеру уши то!
– Сперва догони.
– И догоню!
Неизвестно долго бы они еще препирались, но тут Марию стали звать, и она попросила уже почти жалобно:
– Ну чего ты, отдай письмо!
– Ладно, – сжалился Никишка и попробовал подкинуть цидулку.
Однако та была легкой и затея не удалась. Тогда Маша расплела ленту и спустила её конец вниз, после чего мальчишки привязали к ней драгоценное послание, и через секунду она держала его в руках.
– Спасибо!
– Не за что, – отозвались школяры и побежали домой.
Анисим Пушкарев, пристально наблюдавший за всем происходящим из открытого окошка, только покачал головой и отвернулся.
– Опять Маша куда-то запропала, – пожаловалась ему жена. – Зову её зову… Совсем от рук отбилась!
– А ты ищи получше, – ухмыльнулся тот в ответ.
– Уже бы посватал кто, – продолжала Авдотья. – Да только кто же на такую егозу позарится. Ох, разбаловал её государь, никакого сладу с ней нет. Ну мыслимое
– Государь знает что делать! – строгим голосом прервал её причитания Анисим. – К тому же, они царицей Катариной обещались о приданом позаботится. Как ни крути, кругом прибыток!
– Правда? – недоверчиво переспросила женщина.
– Вот тебе крест!
– Хорошо бы они ей жениха доброго сыскали. Дворянина какого, или стряпчего, – замечталась мать. – Что бы жалованье и оклад поместный. А лучше вотчина.
– Как знать, – покачал головой стрелецкий голова. – Может твой зять ещё и боярскую шапку носить будет!
– Ой, лишенько, – испугалась Авдотья. – Грех и мечтать о таком!
– Ничто. Греха бояться – детей не родить. А у нас, слава богу, уже трое помимо Глаши с Марьюшкой.
Глава 7
Грицко с трудом открыл глаза и попытался осмотреться. Всё вокруг расплывалось, да к тому же было темно, но он упорно вглядывался и пришел к выводу, что лежит в какой-то темной горнице. В воздухе ощутимо пахло ладаном, но на райские кущи, окружающая его обстановка, честно говоря, походила мало. К тому же, казак не обманывался на свой счет и понимал, что попасть в рай у него шансов не так много. Разве что погибнет в бою с татарами, отбивая полон. Тогда, может быть, Господь и сжалится над его заблудшей душой и помилует.
«Блаженны положившие душу за други своя» – это было тем немногим, что осталось в его голове после учения.
– Очнулся? – тихо спросил непонятно откуда возникший старец с длинной седой бородой.
– Где я? – еле слышно отозвался запорожец.
– В обители.
«Ну, конечно, монастырь!» – сообразил Грицко, но вслух попросил пить.
Инок тут же подал ему корец необычайно вкусной воды, и живительная влага буквально оросила иссохшее горло.
– Господь избавил тебя от греха смертоубийства, – наставительным голосом продолжил монах. – И жизни не лишил за намеренье. Видать, нужен ты ему зачем-то. А посему, чадо, задумайся о душе своей. Покайся в грехах, да молись искренно, тогда, глядишь, и спасешь душу свою…
– Он жив?
– Кто?
– Ну, тот князь, с которым я бился.
– Я же говорю, помиловал тя Господь!
– Хорошо.
– Вот и я говорю, – обрадовался старец. – Хорошо, что Спаситель не дал тебе согрешить.
– А где он?
– Кто, князь Щербатов? Так в Москве. Слышно к свадьбе готовится.
– Хорошо, – повторил казак, подумав про себя – «Значит, я смогу ещё до него добраться!»
Свадьбы Никиты Вельяминова с княжной Марьей Долгоруковой и князя Дмитрия Щербатова с Аленой Вельяминовой играли в один день. Венчались они тоже вместе с церкви Пресвятой Богородицы, которую, к слову, построил мой ближник, исполняя обет, данный в плену. Потом было катание на санях по всей Москве, песни и пляски, пушечная пальба и, наконец, свадебный пир. Во всем этом самое деятельное участие принимали мы с Катариной. Ей, вообще, было всё интересно, поскольку русских свадеб она никогда не видела, а мне, Никита, как ни как, был другом, почти что братом.