Государевы конюхи
Шрифт:
Данила увидел каменные ядра, лежавшие как попало. Они были невелики, кривобоки, но уж лучше сидеть на таком ядре, чем на полу.
Как они попали под землю, кто мог бы отсюда палить из пушек — Данила понятия не имел.
И он крепко задумался — ведь все одно к одному, Бахтияр покойный тоже ядра поминал. Выходит, он и впрямь бродил под Кремлем, а выбираясь, потерял там посох.
— Подкати-ка, — сказала Настасья.
Он не сразу понял, что она хочет составить вместе три ядра и укрепить меж ними факелы.
Треклятые ядра словно приросли к полу, сдвинуть
Ядра, стало быть, сыскались — так думал Данила, но коли раньше в кремлевской стене были бойницы для пушек, то были они везде, может, и под Аргамачьими конюшнями тоже есть такое вот помещение с позабытыми ядрами. А «коло», «коло» …Уж не колодец ли? Они с Настасьей проходили мимо дыры в полтора аршина шириной, Настасья еще прикрикнула, чтоб глядел под ноги — она-де его из глубины добывать не станет.
Но Водовзводная, если верить Настасье, отсюда далековато.
Перекусив и увязав оставшиеся пироги в узелок, стали изучать помещение. Оно имело два входа — один уже был известен, другой обнаружился в дальней стене. Настасья с Данилой подошли к узкому ходу, Настасья полезла глядеть первая и крикнула:
— Ну что за притча! Опять колодец!
Данила забеспокоился. Что-то уж больно все совпадало…
— Нет, куманек, в колодце нам искать нечего, — сказала Настасья. — Зря мы сюда забрались, возвращаемся. В иных местах поищем.
Они поднялись по узкой лестнице и прикрыли за собой дверь. После чего Настасья опять пошла наугад, утверждая, что не заблудится — она-де тут не впервые. Внезапно очередной ход открылся в просторное помещение. Его осветили и увидели подземную улицу, вроде той, по которой шли к подземельям Успенского собора.
— А что я говорила? Слава те Господи, вот он!
— Что это, кума?
— Ход от Спасских ворот до Тайницкой башни. Но он нам не надобен.
Очень даже надобен, подумал Данила, потому что от Тайницкой башни до Водовзводной — рукой подать. Его тоже пронял задор — Настасья искала одно, он ищет другое! Вдруг он сообразил: да ведь они, поди, бредут сейчас как раз под приказным зданием! Может, даже под самим Разбойным приказом! Удержаться было никак нельзя — Данила расхохотался. Хохот в подземном царстве, отдаваясь вдали, звучал устрашающе.
— Идем, куманек. Как полагаешь, в которой стороне Спасские ворота, в которой — Тайницкая башня?
Данила задумался. Понять это, сдается, было уже невозможно. Настасья дала подержать свой факел и полезла за пазуху. То, что было нарисовано на бумажном листе, похоже, мало соответствовало действительности, потому что она совсем по-мужски выругалась. Наконец определила направление и повела за собой Данилу.
Они опять углубились в узкие ходы, перелезали через горы кирпичных обломков, оказались наконец в заброшенном погребе, Настасья обрадовалась, принялась искать одной ей ведомых следов. Данила попросил лист с рисунком и прикинул, где же они могут находиться.
Очевидно,
Вдруг Настасья вскрикнула. Данила осветил ее факелом и увидел, что она стоит по пояс в земле.
— Ты куда это, кума, наладилась?
— Провалилась я! Вытаскивай, куманек!
— Куда провалилась?
— Кабы я знала!
Он протянул руку, пальцы соприкоснулись, сомкнулись, хватка у обоих была железная. Данила дернул и тут же ощутил, что сам едет куда-то вниз. От вскрика он удержался, главное было — не выронить факел.
— Куманек!..
— Холера!
— И ты? Как же вылезать будем?
— Что это такое?
— Я почем знаю?! Смахивает на ловушку.
— Ловушка? Значит, мы уж на подступах?
Данила прислонил факел к стене, сильно беспокоясь, как бы не погас, и стал, упираясь руками, вытаскивать себя из ямы. Земля оказалась податливее, чем он думал, ползла, руки проваливались. И тут он услышал голос.
Это не был голос Настасьи — донесся словно сквозь толщу земли, кто-то взвизгнул по-бабьи, раздались невнятные крики, и вдруг едва ли не рядом послышался шум схватки. Двое тузили друг дружку, барахтались, рычали, вскрикивали.
Настасья выдернула из-за пояса пистоль.
— Ну, пропали мы… — сказала она. — Это они! Данила, гаси факел! Гаси, говорю! Нас тут сейчас голыми руками возьмут!
— Им не до нас, — лупя факелом по земле, отвечал Данила. — Они там сами чего-то не поделили.
Раздался предсмертный вопль.
— Да что ж это такое? — прошептала Настасья. — С кем они там воюют?
И забарахталась в своей яме, пытаясь выбраться самостоятельно. Вдруг она дико завопила и забилась. И тут же громыхнуло — она нечаянно выстрелила из пистоля. Пуля чудом миновала Данилу.
— Ты что, кума?!
— Там! Там!..
Он ничего не понимал.
— Данилушка, выручай!
Очевидно, от волнения и перепуга ему удалось, упершись руками, буквально выскочить из ямы. Прижавшись к сырой и холодной стене, он протянул руку Настасье:
— Держись, кума! Пробьемся!
Настасья положила факел наземь и легла животом на край ямы. Данила тащил ее, упираясь каблуками, поке не выволок.
— Бежим, Данилушка!
— Что там такое было?
— Бежим!
Деревнин трудился в поте лица, а Стенька старался после всех подвигов не слишком лезть ему на глаза.
После того как удалось принять и на славу угостить дьяка в государевом имени Башмакова, Деревнин воспрял духом. Он даже не ленился сам переписывать нужные куски из столбцов Разбойного приказа. Стенька не очень понимал, чем занято начальство, и чувствовал потому нешуточную обиду: он старался, трудился, носился, как ошпаренный, а Деревнин ничего не рассказывает и принимает как должное то, что преданный ярыжка ушел в тень и показывается в приказе только по служебной надобности.