Государи и кочевники. Перелом
Шрифт:
— Первые два до сих пор держали нейтралитет. Третий — слуга англичан и Сияхпуша.
— Вы говорите о Сияхпуше, словно это один человек? Но наш тегеранский посланник утверждает, что таких Сияхпушей по меньшей мере десять.
— Мне довелось встречаться лишь с одним, ваше превосходительство.
— Все эти Сияхпуши — английские агенты, — продолжал Обручев. — Они во многом способствовали англичанам, чтобы сорвать торговлю купца Коншина.
— Ваше превосходительство, но я докладывал вам о том, что товары взяты в кредит и безопасность их надежна. Присутствующие здесь Махтумкули и Бабахан взяли на себя охрану. Что касается прибылей, они поступают от торговца из Мерва, который исправно отправляет деньги в казну Коншина.
— Я получил докладную от Коншина. Он не в особом восторге от своих торговых дел. Анархия,
— Нет, — сказал Махтумкули. — В Мерве каждый сам себе хозяин.
— С тех пор как умер мой отец Каушут, в Мерве не было крепкого правителя, — высказался и Бабахан.
— Господин генерал, — посоветовал ишан, — Мерву необходимо русское правление. Если придет один русский с приказаниями от царя, то весь народ будет его слушать. Сам народ себе никогда не выберет хана. Четыре крупных рода дрались между собой и продолжают драться. Ни один из них не потерпит, чтобы ханом стал его соперник. Приезжайте, соберите всех и поставьте над всеми одного русского управляющего.
— Хорошо, господа, сегодня мы поговорим обо всем.
Обручев встал и попросил, чтобы пригласили офицера из Азиатского департамента. Вошел майор, который второй день опекал депутацию. Обручев спросил его:
— Майор, что у нас сегодня в программе?
— Осмотр достопримечательностей, ваше превосходительство.
— Будьте любезны, приглашайте ханов. Студитский и Лессар пусть останутся.
К одиннадцати собрались генералы и офицеры Главного штаба, чиновники Министерства иностранных дел и Азиатского департамента. Прежде чем открыть совещание, Обручев сказал:
— Господа, у нас сегодня присутствует генерал Комаров, новый начальник Закаспийской области. Прошу, Александр Виссарионович, покажитесь.
Генерал-лейтенант Комаров, невысокого роста, плотный, с густой черной бородой и черными сверкающими глазами, поднялся из кресла, поклонился и сел.
— Теперь по обсуждаемому вопросу, — сказал Обручев, взял со стола листки, заглянул в них и начал говорить, не обращаясь к написанному. — Итак, господа, на сегодняшний день четко определились три точки зрения относительно Мерва. Все три высказаны в связи с тем, что существующие беспорядки и многовластие в Мургабском оазисе не дают далее России осуществлять планомерную политику на этом участке Средней Азии… Точка зрения генерал-губернатора Туркестана генерала Черняева сводится к тому, чтобы поручить управление Мервом одному из сановников хивинского хана. Генерал Комаров, в свою очередь, предлагает расположить сильный русский отряд на границах Мерва, а именно на реке Теджен, у плотины Карры-Бенд, и оттуда оказывать влияние на политическую жизнь в Мургабском оазисе. Он предлагает, по мере укрепления мира и дружбы с населением, продвигаться, не причиняя беспокойства жителям, к центру Мерва и, наконец, прочно закрепиться в оазисе… Есть еще одна точка зрения: обеспечить вхождение Мерва в состав России путем наступления крупной торговли и благоустройства оазиса. Эта идея рождена графом Милютиным, поддержана мной и осуществляется довольно успешно русской торговой миссией… Военно-научный комитет рассмотрел все три предложения и нашел, что на сегодняшний день ни одно из них неприемлемо. Посланник Хивы не может управлять Мервом, поскольку не желают этого народ и все четыре предводителя Мерва. План Комарова также негож, ибо понадобится слишком много времени для его осуществления. Самое реальное — наступать базарами и всевозрастающей торговлей. Однако торговля служит лишь укреплению дружбы, но не может водворить стабильный порядок в Мерве… Кавказский наместник предлагает укрепить торговые караваны солдатами и артиллерией, но такой подход к вопросу чреват последствиями. Мы знаем, во что превратилась мирная миссия Ломакина в 1878 году, когда ей были приданы штыки и пушки. Мы, разумеется, не забыли и поход Скобелева, когда русская мирная миссия была подчинена воинскому порядку… Сегодня, господа, у нас присутствует офицер русской миссии капитан Студитский. Благодаря ему и таким, как он, Закаспий ныне вовлечен в широкую культурную жизнь. Всюду идет строительство, всюду налаживается
— Так точно, ваше превосходительство.
— Капитан Студитский, инженер Лессар и ханы Мерва, которые сейчас находятся в Петербурге, предлагают совершенно иной подход к вопросу присоединения Мерва к России. Они считают, что легче всего это сделать самим ханам, не прибегая к чьей-либо помощи.
— Господин генерал-адъютант, но вы только что говорили о хаосе и невозможности поставить над Мервом одного хана, — заметил генерал Соболев, служащий Азиатского департамента.
— Хана и не будет, — сказал Обручев. — Нынешние наши влиятельные гости из Мерва — Махтумкули, Бабахан и Мурад-ишан — надеются примирить все враждующие группировки на Мургабе и обратиться с прошением о добровольном вхождении в состав России… Волеизъявление всех четырех ханов Мерва — это то, чего мы с вами добиваемся, господа. Одновременно просятся в наше подданство племена туркмен, живущие в Иолота-ни и Серахсе, — сарыки и салоры. Надо будет удовлетворить и их просьбу. Прошу подумать… А покуда будете соображать, ознакомлю вас с действиями английской агентуры в Мерве.
Обручев развернул кроки О’Донована, прикрепил их кнопками к доске, стоявшей сбоку стола, и сказал:
— Вот, полюбуйтесь… Россия только говорит о Мерве, а Великобритания и ее агенты уже сняли кроки от Мерва до Герата. Собираются строить железную дорогу.
Присутствующие сразу оживились, заговорили все, подошли к кроки.
— Господин генерал-адъютант, неплохо бы предать гласности непомерные аппетиты англичан! — воскликнул представитель Азиатского департамента. — Представляю, как бы забегал английский посланник, который только и знает, что напоминает мне о неблаговидных действиях русских агентов в Мерве!
— Будет необходимость, сделаем и публикацию, — пообещал Обручев. — Но садитесь, господа, о действиях английских агентов расскажут вам более подробно капитан Студитский и инженер Лессар…
Вечером, после ужина, когда капитан, возвратившись в свой гостиничный номер, сел за письмо — решил сообщить отцу о своем приезде в Петербург, — в дверь постучали. Студитский открыл и увидел на пороге портье:
— Господин офицер, прошу простить за беспокойство, но к вам пожаловал знатный господин.
— Ну так веди его ко мне.
— Смею доложить, что тот господин не пожелали подняться к вам, а попросили вас к себе. Их превосходительство сидят в вестибюле и ждут-с.
— Хорошо, скажите господину — я сейчас выйду к нему.
Портье удалился, и Студитский, надев мундир, спустился по широкой лестнице в вестибюль.
Ожидавший его сидел в кресле, отпахнув полы мехового сюртука. На нем была черная косматая шапка. Он курил и стряхивал пепел в большую мраморную пепельницу. Студитский не сразу узнал гостя. Бородка, усы… Ба, да это же Шаховской! Бородку и усы отрастил для солидности. В Геок-Тепе он выглядел совсем мальчиком. Но теперь муж, причем шестью годами моложе своей супруги. Тут волей-неволей сделаешься солидным.
— Князь, вы ли это?! — удивился капитан. — Добрый вечер.
— Здравствуйте, Лев Борисыч. Я, как видите…
Они пожали друг другу руки, и Шаховской обнял капитана.
— Каким образом вы в Петербурге, Сергей Владимирович? Княгиня мне писала, что вы — в Чернигове.
— Да, капитан. К сожалению и увы, в Чернигове. Я же поступил на службу в военное ведомство… Впрочем, об этом потом. Я случайно узнал о том, что вы в Петербурге, с туркменскими ханами, и сказал Лизе. Княгиня тотчас послала меня за вами. Не откажите в любезности отужинать с нами.
— Но я уже…
— Капитан, никаких "уже"! Если мне не удастся уговорить вас, то за вами приедет она сама. Не позволите же вы себе тревожить женщину в такой поздний час, да еще в такую мерзкую погоду! — Последние слова он произнес в шутливом тоне, видя по глазам доктора, что он сдался.
— Ладно, князь, уговорили. Только позвольте мне одеться.
Через минуту они сели в карету, которая стояла у подъезда гостиницы, и поехали по вечернему Петербургу. В оконце замелькали желтые уличные фонари.