Государи и кочевники. Перелом
Шрифт:
— Прогоните черного злодея, это он мутит душу народа! Пусть уходит, откуда пришел!
— Эй ты, шайтан, убирайся!
— Идите, сбросьте его со стены, — невозмутимо сказал ишан джигитам и пояснил Махтумкули: — Вы не узнали его? Это же английский холуй Аббас!
Махтумкули удивился, заерзал в седле. Ему захотелось показать свою власть, но у него не хватало ни опыта, ни мужества.
— Ишан, я сам хочу сказать это народу, — сказал он, направляя коня к лестнице, куда устремились векили, чтобы спустить со стены Сияхпуша.
— Благословляю вас, — улыбнулся ишан. — Большие дела начинаются с малого. Идите!
Махтумкули поднялся на стену в тот самый момент, когда его
— Люди! — закричал Махтумкули. — Человек в черном бурнусе — это не Сияхпуш! Это английский слуга Аббас! Вот, посмотрите! — С этими словами Махтумкули сорвал с его лица черный платок и бросил со стены.
Толпа пришла в неистовство. Сияхпуша столкнули с лестницы, и он покатился по ступеням. Однако нукеры Каджара, стоявшие внизу, успели оттеснить векилей и спасти английского агента. Они торопливо усадили его на коня и, с трудом пробиваясь сквозь толпу, увезли ко двору Каджара.
Махтумкули, освоившись и обретя дух, продолжал:
— Русские пришли с миром — и с миром их примем, с миром отправим назад в Россию! Отдадим им все подвалы и все лавки для товаров — пусть торгуют!
Караван между тем занял всю базарную площадь. Часть народа давно уже отпрянула от главных ворот, с которых неслись речи. К тому же начинался дождь. И Бабахан мудро решил.
— Люди Мерва, — сказал он, — давайте поможем русским приказчикам разместиться в караван-сарае, а то пошел дождь и как бы не было снега!
Ораторы начали спускаться со стены, и все, кто слушал их, отправились на базарную площадь.
Каджар спускался со стены впереди Махтумкули. Повернувшись к нему, злобно спросил:
— Как же так? Недавно были у вас Стюарт и Аббас в гостях, а сегодня вы сделали их своими врагами?
— Уйди с дороги! — гневно произнес Махтумкули.
Торговля началась на другой день. Русские приказчики заняли все лавки, разложив на них отрезы сукна и драдедама, пестрый халатный бархат, ситцы с узорами в азиатском духе, полосатые нанки, миткали, покрывала и платки. Здесь же фарфор и хрусталь, деревянные чашки и ложки, ножницы, зеркала. В отдельном ряду — сундуки, кованные медью, и шкатулки, покрытые лаком. В продовольственном ряду — мука пшеничная, крупы, сахар. Тут же — котлы с таганами, сковородки, чугуны, кастрюли…
Еще до рассвета заполнилась людьми базарная площадь. Но когда вышли из караван-сарая приказчики, вывозя на арбах товары, началось столпотворение. Люди стремились к лавкам взглянуть на русские товары, которых никогда раньше не видели. Каждому хотелось купить и бархата и ситца. И сразу возникли недовольства: далеко не у всех нашлось, на что покупать. Медные деньги приказчики не брали, а золотые тилля [31] и серебряные таньга были только у богатых…
Прошумели базары живо и празднично день, другой, а на третий поубавилось народу. И ропот пошел: "Дорого берут русские приказчики!" Сначала люди торговались, затем открыто поругивать стали торгашей, и особенно бородатого Северьяна. Объяснял он как мог, что не вправе снижать цену, не он главный. Сам купец Коншин, дескать, в Москве. Но пререкания еще больше возбуждали толпу.
31
Тилля — золотая монета, имевшая хождение в Мерве.
Стража, состоявшая из казаков и джигитов, надежно охраняла торговцев и поддерживала порядок, но число недовольных с каждым днем росло. Пользуясь шатким настроением народа, по-прежнему
Студитский в эти дни вместе с Тыкмой, Махтумкули и Баба-ханом жил в караван-сарае, направляя торговлю в нужное русло. Глава каравана приказчик Северьян Косых находился тут же, в соседней комнате. Ложился он со страхом и просыпался со страхом. После того как люди Каджара вновь затеяли ссору, он пришел к Студитскому и упал на колени.
— Господин капитан, пора нам, пока не поздно, складывать товары да отправляться домой. Ничего не идет, ничего не покупают. Денег у народа мало, а товары дорогостоящие!
— Что же ты, Северьян, взял с собой дорогие товары? — упрекнул его Студитский. — Вероятно, ты думал, в Туркмении одни ханы да баи живут? Думал, у них мешки с золотом? Нет, брат, тут не лучше, чем в России. Бедняк лаптем шурпу хлебает, а когда чай пьет, на сахар издали поглядывает. Дешевых товаров надо было побольше брать.
— Да ведь если б знать, где соломку подстелить!
— Я-то думал, твой купец Коншин да и ты сам поопытнее меня в торговых вопросах.
— Откуда нам… — скривился Северьян, теребя пышную бороду. — Собрал, значит, купец мой своих товарищей в ресторан вечером. Ну, размахнулись там, как и бывает. А потом он им говорит: "А что, друзья мои, отправим-ка в далекий сказочный Мерв торговый караван? Там золото веником метут, а из райских птиц перины делают и подушки. Повезем самые дорогие товары…" Товарищи-то его как отрезвели, так и сказали — нет, а Коншину отступать некуда: накануне дал свое согласие господину начальнику Главного штаба, генералу Обручеву. Вот так и получилось.
— А ты бы сбавил цены, — предложил Студитский.
— Да ведь Коншин разорится! — испугался приказчик. — О себе уж не говорю: убьет он меня или в Сибирь загонит. Нет, нет, господин капитан, не настаивайте. Лучше сразу мне пулю в лоб, чтобы не мучиться.
— Ладно, Северьян, пожалуй, ты прав, но ведь и обстановка, согласись, не из легких. Надо же выход искать. Если отправишься ты назад, то другого каравана следом не будет. Никто больше не захочет ехать. А противники мирной торговли засвистят во все пальцы: вот, дескать, какая она, мирная миссия! И пошлют еще одного Скобелева на Мерв. Пожалуй, Северьян, я лучше застрелю тебя, чем живым отсюда выпущу. Думай, как торговое дело поправить!
Приказчик со слезами удалился от Студитского. Только он вышел, явился Тыкма, обеспокоенный и разгневанный.
— Доктор, беда так и крутится рядом! Чайханщик сказал мне, будто сегодня ночью люди Каджара готовятся склады и погреба русских купцов ограбить. Охрану хотят перебить.
— Этого только не хватало, — озаботился Студитский. — Давай-ка зови сюда Бабахана и Махтумкули, надо что-то предпринимать.
Студитский подошел к небольшому арочному окну и посмотрел вниз. Перед окном лежал двор караван-сарая, в котором тесно стояли лошади и верблюды, а за каменным забором — базарная площадь. Пока что там было тихо: люди толпились у лавок, стояли в стороне группами. Но как обманчив бывает внешний покой. "Стоит сейчас появиться Сияхпушу, — подумал Студитский, — и вся эта мирная базарная толпа придет в движение и даже может совершить нападение на погреба и склады". Капитан увидел в окно, как вместе с Тыкмой вошли во двор Баба-хан, Махтумкули и несколько джигитов. Все были возбуждены и торопились сюда, к Студитскому. Капитан отворил им дверь и сразу спросил: