Государственный палач
Шрифт:
Им повезло и до сих пор везет в тиражах, в женщинах (им бы сейчас мои годы!), в элитарном дачном одиночестве.
Да-да, милые мои, я завидую высшему сочинительскому одиночеству, которое полагается вам по рангу. Мне думается, вам также не нужно пошло суетиться, чтобы срочно добыть наличные прожиточные средства.
Для меня вы давным-давно уже знатные стахановцы-миллионеры, и бога ради держите этот свой имидж как можно дольше, он вам так к лицу, пусть и одряхлевшему и в творческих бороздах и мешочках, пусть из вас и песок (почтенный) сыпется, – голубчики, умоляю вас, держите марку баловней судьбы-матушки. И дай бог вам, голубчики, не испытать той фантастической
Гришина тренированная ляжка, можно сказать, впечатала внутрь таза мои неосторожно развешанные «помидоры»…
Одним словом, полный, подлый, празднично-десантный фейерверк, после лицезрения которого я впал в прострацию и вторым Гришиным ударом (странно-неощутимым, ватным) примерно в ту же причинную область был отброшен в какие-то лежалые кучи увядших испачканных листьев, кем-то заботливо прибранных к забору, и перестал на какое-то время существовать в этом по-осеннему чудесном полуночном вечере.
Этюд восьмой
Я искренне полагаю, что чье-нибудь чужое страдание всегда все-таки ненастоящее, умозрительное, оно все-таки всегда сбоку, и если все-таки переживать, то эти твои переживания скорее эстетического характера, умственного, но никогда глубинного, сердечного, – так уж подло, здраво устроена человеческая натура со всей ее психопатической театральщиной и выспренной сиюминутной сентиментальностью и как бы соучастием (сочувствием) при лицезрении чьей-либо боли-немощи.
Никакой телеприемник не нужно включать, никакие книжки не требуется листать про угнетаемых негров и индейцев – достаточно продефилировать по столичным улицам, по электричкам надземным и метро, чтобы насладиться видением совсем не родных тебе страданий.
И при этом они как-то странно множатся, почти отпочковываются, усугубляясь качественно, то есть становясь все более театральнее и зловещее. И чтобы не сойти с ума при виде какой-нибудь беженки, увешанной полуголодной ребятней, стараешься без особой нужды не посещать общедоступные места и скопления народонаселения. Потому что, как ни настраивай свою здоровую психику на циничный современный взгляд, все равно же ничто живое ей, дурной, не чуждо.
В конце концов я упорной, нудной тренировкой над самим собою, взяв в союзники «московских комсомольцев» и прочие глянцевые доморощенные и переводные тусовочные «зазывухи», добился нужного мне взгляда на суровую смутную действительность: чужие страдания, оказывается, нужны, они просто необходимы в виде фона, который весьма отчетливо подчеркивает твою избранность на этой грешной земле, и ты должен ценить и лелеять свою избранность и защищать ее всеми доступными тебе средствами.
И тебе становятся отвратительны физиономии стариков, напяливших на свои допотопные пиджаки какие-то медальки за оборону товарища Сталина от просвещенных цивилизованных немецких господ…
Эти, каким-то необъяснимым образом выжившие мамонты сталинской эпохи кучкуются в определенные дни года, демонстрируют свою жалкую соборность, мешают проезду моего авто, кричат-скандируют какие-то провокаторские глупости о президенте, которого они же сами
И невдомек этим крикливым людям, что нынешние разбойники и падшие девки являются элитой – сливками нашего общества. Эти мальчики и девочки зарабатывают нынче столько, что им, сталинским ворчунам, ни в каких коммунистических снах не снилось.
Боже мой, уважаемые мамонты, вам ли печься о судьбе своих кровных внуков. Ваши умненькие внучки давным-давно уже выбрали «сникерсы», «баунти», «смирновку», акции и прочие загрантуршопы.
Нынче в этой стране почетен любой заработок-прибыль, будь ты налетчиком или сверхважным государственным чином, потому что ты отныне – свободный человек.
И чем более у тебя прибыли, тем более ты свободен. Свободен в своих действиях по добыче прибыли и сверхприбыли.
Не ты – этой стране.
А эта страна – для тебя одного.
Для твоего внука, дедушка мамонт, нынче такие сказочные возможности и перспективы открываются.
Потрудился на разбойном поприще – и имеешь все законные основания открыть собственное дело. И твой внук – уважаемый бизнесмен.
Захотелось поиграть в политику – со всем его удовольствием.
Главное – были бы наличные, а остальное все приложится.
Побольше здравого цинизма, папаша, и поменьше затхлых патриотических лозунгов.
Не успеешь ты добраться до второго инфаркта, а до твоего любимчика-внучка уже и рукою не дотянуться – залетел, малый, черт знает в какие поднебесные сферы-кресла…
А ты, дедуля, агитируешь его идти на какие-то демонстрации и парады победы, на которых наши славные ребятушки-омоновцы ведь невзначай же повредят его молодую головушку или, не дай бог, зубки покрошат, мужское отобьют…
Ты говоришь, что внук твой, отслуживши действительную на кавказской границе, успел наглядеться на кровь и разбойником или спекулянтом жить не желает. Ну полноте, дедуля, ну какой же молодой, тренированный, умеющий запросто обращаться с чужими жизнями, да откажется от непыльной работенки разбойничьей. Да ни в жизнь не поверю я в такие метаморфозы.
После ладной весомой рукояти автомата держаться за штурвальчики и ручки токарного станка, где за грохот и грязь платят сущие пустяки, так – для первичного прокорма…
А ведь хочется, очень хочется молодцу и машину-иномарочку, и квартирку отдельную, и попутешествовать по заграницам с бабенкой нерядовой наружности.
Ведь все эти и прочие земные прелести рекламируются изо дня в день по телевизору, перед которым твой внучек вынужден торчать черными унылыми вечерами после трудового дня. А телевизор хоть и устаревшей модели, но цвет еще не пропал, и когда показывают океанский лайнер с бассейнами и шоколадными красатулями, твой внучек, ей-богу же, начинает нервничать и примеривать себя на место тех мальчиков, что беспечно резвятся в чудесных волнующих клипах про чудесную доступную жизнь благополучных людей, имеющих полноценные счета в банках, а не эту получку-подачку…