Готамерон. Часть I
Шрифт:
— Ну? Чего же ты ждешь? Давай!
— Леди вперед.
— Я не леди.
Некоторое время они стояли в центре зала друг напротив друга. Наконец девушка в бессилии опустила руку.
— Это ни о чем не говорит. Мы уже не дети, чтобы играть в такие игры.
— А когда были детьми, почему не сорвали?
— Я уже и не помню, — пространно отозвалась Кассия, проведя ладонью по коротким волосам. — Зато помню, как тебя колотили все, кому ни лень.
— А я помню, как ты все время меня защищала, — сдержанно улыбаясь, произнес Гримбальд. — Один раз даже получила по голове дубинкой от громилы Торбина.
Кассия звонко рассмеялась, но голос все равно прозвучал грубо. Смешного, впрочем, было мало. В тот день ей едва не проломили череп.
— Ты мне
— Знаю. Мы привязаны друг к другу, как одержимые. Тебе никогда не хотелось узнать, почему?
— Допустим… Иногда.
— А почему мы не можем причинить вред друг другу или надолго покинуть? Ты думала об этом?
— Даже передумала… Да какая разница. Это ведь не так уж плохо, братишка.
Гримбальд опомниться не успел, как очутился в ее объятьях. Девушка припала губами к его щеке и надолго застыла в такой позе.
3-й месяц весны, 20 день, Новос — III
Был ранний вечер, когда Никлас вернулся домой. В лагере к тому времени кипела жизнь. Охотников под скалой становилось все больше. Тишины и покоя все меньше. Вольный народ разжигал костры, жарил мясо и пел песни. Мимо повозки, в сторону «Ключника», с приветствиями и смехом прошла целая толпа. В соседней роще группа стрелков упражнялась в меткости, пуская стрелы в яблоко, закрепленное на голове пьяного товарища. Два хмельных недоумка прыгали через костер. Никласа привычное веселье не коснулось. Остановив телегу неподалеку от своей хижины, он спрыгнул в траву, и хотел было заняться грузом, но навстречу ему вышел Кэрк, как всегда в плохом настроении. Заметив седовласого старейшину, Никлас кивнул и откинул борт телеги. Кэрк встал рядом и смерил его недоверчивым взглядом, словно он был здесь чужаком.
— Где твоя сабля? — наконец заговорил старик, уткнув руки в бока.
Сняв черную повязку со лба и заткнув ее за пояс, Никлас про себя удивился. Он-то был уверен, что Кэрк начнет спрашивать про Гримбальда.
— Подарил лесным нищим.
— Понятно, — небрежно отозвался тот. — Надеюсь, моего сына ты им не подарил?
Охотник плюнул в сердцах. Старик все-таки затянул старую песню. Никлас был в числе первых стрелков, поселившихся здесь, у висячей скалы, еще в те достославные времена, когда лагерем руководил бывший королевский лучник Алкуин. Много охотников на его веку ушло в лес и не вернулось. Уберечь их от когтей мирквихттов, зубов снорлингов и яда жгучих гнилоклёнов не смогли ни оружие, ни доспехи, ни молитвы. Потом с ферм пришла эта парочка, поселилась в соседней хижине, и у него началась головная боль. Все знали, что Кэрк был старостой на одной из ферм Лендлорда и неплохо батрачил, чего нельзя было сказать об охоте. Никлас уже толком не помнил, сколько лет отец и сын жили рядом. Десять, может больше. Важно другое — все это время из хижины по соседству постоянно доносилась ругань и жаркие споры о том, кому как жить. Все потому, что за Гримбальдом водился один грешок. Последние два года раз в месяц он тайком убегал от отца и несколько дней охотился в глуши один. Каждый раз, когда самонадеянный юнец растворялся среди лесов, он тревожился, что больше его не увидит. Гримбальд, однако ж, всегда возвращался, и не с пустыми руками. Сегодня так и вовсе гримлака приволок. Никто не сомневался в том, что парень станет добрым охотником. Никто, кроме Кэрка. Смерть жены сделала старика мнительным. В любом начинании Гримбальда он видел опасность, трагедию и последний свет, посему каждый раз устраивал скандалы, стоило только блудному сыну переступить порог хижины. Раньше, когда Гримбальд был моложе, Кэрк порол его как овцу. Сейчас поднимать руку на крепкого парня старик побаивался и ограничивался упреками. Он же, лежа на циновке по соседству, перед сном был невольным слушателем всех этих ссор.
Хуже стало после того, как Волчара Алкуин бросил свое детище и, передав управление лагерем Кэрку, уплыл обратно на Дунлаг. С тех пор старик начал чудить без
Больше о Кэрке он не знал. Гораздо интереснее было общаться с его сыном. Гримбальд был резвым пареньком, и с возрастом задора в нем не поубавилось. Друзей, правда, у него было маловато, и охотиться он предпочитал в одиночку. Зато парень был добрым, терпеливым, следил за языком и всегда был готов помочь. На месте Гримбальда он бы давно уплыл следом за Алкуином, оставив сварливого папашу доживать свой век в одиночестве. Многие, включая его самого, поступали именно так. Старики были якорями для молодых, посему в Магории их часто предоставляли самим себе. Они сами зарабатывали на хлеб, сами укрепляли жилище, сами отбивались от врагов, разве что в землю сами не зарывались. Разумеется, такой образ жизни сокращал их век вдвойне, но ведь так и было задумано.
— Что молчишь? — нарушил мысли хриплый голос седовласого охотника. — Куда Гримбальда дел, говорю?
— Откуда я знаю, куда он делся. Город большой, — незлобиво огрызнулся Никлас, краем уха услышав такой возмущенный вздох, словно отцу сообщили, будто его сын стал поклоняться Ниргалу. — Парню двадцать три года. Оставь его в покое, Кэрк. Кочевники своих детей с десяти лет отпускают гулять по пустыне, а ты прицепился к нему как репей.
— Сперва заимей собственного сына, а потом учи других.
Никлас встал напротив повозки, глядя на кучу соломы, в которой лежали три огромные туши, похожие на ощипанных птенцов. У бескрылых птиц была гладкая, бледно-розовая кожа с панцирными наростами на спине и боках. На длинной шее сидела уродливая голова с острым клювом и крошечными глазками. Мощные задние лапы, как у ящера, заканчивались тремя пальцами с вогнутыми когтями. Длинные хвосты, увенчанные острыми шипами, свисали с края телеги. Кэрк встал рядом. Оба охотника долго смотрели на повозку с трупами стервятников.
— Так сильно обобрали, — помолчав, заключил старик.
— Только телегу и лошадь оставили, — пожаловался Никлас. — Хорошо еще, что лук был запасной, а вот саблю жалко. Настоящая была, абордажная. Я ее нашел в песке на берегу. Такие только у пиратов бывают.
— Радуйся, что жив остался.
— Весь день радовался, — сквозь зубы процедил он, схватив было за хвост первого стервятника, но потом отпустил, вместо этого вытащив из соломы плетеную корзину. — Эх, плевать! Потом разберусь. Ничего не хочется делать.
С этими словами Никлас зашагал прочь, держа корзину под мышкой. Он был так зол и измотан, что даже лошадь распрягать не стал. Кэрк, не скрывая тревоги, поспешил следом.
— Но с Гримбальдом все в порядке? Лесные нищие его не поранили?
— Пусть бы только посмели! — сквозь зубы произнес Никлас, невольно вспомнив притворщика со шрамом. — Твари трусливые. Ничего не умеют, кроме как воровать и пьянствовать. У нас в Данвилле с ними не церемонились. До сих пор помню, как добрый герцог Дастан устраивал публичные распятия в полях. Лентяи так и стояли во ржи, как пугала, до самых заморозков.
Подступив к остроконечной хижине на краю лагеря, он плюхнулся на бревенчатую скамью. Кэрк присел рядом.
— Ты, конечно, прав, — согласился седовласый. — Бандитов на Миркхолде становится все больше. Это, наверное, из-за войны с никтами. С тех пор как они захватили Форстмард, на острова потянулись тысячи беженцев. Об этом я и хотел поговорить с тобой.
— О чем поговорить? О войне? — рассеянно улыбнулся он, снимая с корзины клетчатый платок. — Вот и рыбаки твердят, что в прошлом месяце видели галеры с красными флагами недалеко от Жемчужной бухты. Да только зачем никтам нападать на Миркхолд? Тут нет еды и плодородных земель, а ведь им только это и нужно. За тридцать лет они двенадцать раз штурмовали Данвилл и только три раза рудники Джемсвилла. Пшеница против самоцветов, Кэрк. Камнями ты сыт не будешь.