Готамерон. Часть I
Шрифт:
— Нет, Никлас, — возразил старик, прихлопнув севшего на руку комара. — Никты меня не волнуют. Я хотел поговорить о нас. Охотников за пределами города становится все меньше. В прошлом месяце спалили Каменный лагерь возле Аркмонта.
— Да. Я слышал. Работа Ходда и его шайки.
— Правильно. Марек был лучшим охотником в долинах Готфорда, и теперь он мертв.
— Марек был хорошим охотником и плохим бойцом, — поправил он, вспоминая доброго юношу, чем-то похожего на Гримбальда. Когда пришли бандиты, он как всегда попытался договориться, и получил удар кинжалом под ребра.
— Ну а на прошлой неделе
Кэрк подсел к нему поближе и заговорил так, чтобы его голос звучал как можно более убедительно:
— Необходимо усилить оборону лагеря. Нам нужен арсенал, частокол, часовые и, может быть, вал с кольями. Организуем стрельбище и научим молодых метко стрелять…
— Эх, — только и ответил Никлас, сунув платок за пазуху. — Может, нам сразу замок построить?
У Кэрка всегда было полно идей, которыми он доставал всех подряд. Другие охотники чаще отмахивались от него как от назойливой мухи. Старейшиной он оставался лишь потому, что был обучен счету, знал, как управлять хозяйством, и ежемесячно договаривался с фермерами об обмене мяса на зерно и хлеб. Весной Кэрк мог потребовать выкосить заросли волчьей крапивы у хижин, осенью собрать сено для лошадей и заготовить дрова на зиму. На этом его власть в лагере заканчивалась.
— Нас здесь тридцать восемь человек! — не унимался Кэрк. — Алкуин всегда говорил, что мы — стая волков, а в стае принято заботится друг о друге.
— Что с того? Старый Волчара был помешан на волках. Иногда даже ставил их выше людей.
— Вот и правильно! Мы все хорошие бойцы и привыкли выживать в опасных землях, как волки. Наш лагерь самый крупный в этой части острова, черт побери! Объединившись с городским ополчением, мы сможем обезопасить себя на десятилетия вперед. Для этого необходимо наладить торговлю с городом и…
— Угощайся.
Никлас протянул ему корзину наполненную весенней голубикой. Эта молодая ягода росла только в Рудных горах и в долинах вокруг «Черного котла». На прилавках Готфорда она появлялась нечасто. Управитель Вихтрука заставляли своих людей собирать ее только в те месяцы, когда негоцианты сокращали поставки других товаров с большой земли.
— Сегодня днем я поднялся к маяку и подстрелил шестерых стервятников на простецкой тропе. Троих сразу продал проходившим мимо торговцам. — Никлас подцепил самую крупную ягоду, и та туго лопнула во рту, будоража язык кисло-сладким вкусом. — Эх, плевать на все! Обожрусь ягод и лягу трупом до утра.
— Ты же меня совсем не слушаешь, — с огорчением посетовал Кэрк, но пару бордовых шариков все-таки взял. — Как всегда. Как
— Пойми, Кэрк, никто здесь не станет обороняться и превращать лагерь в торговый пост. Мы не зависим ни от кого и никому не кланяемся. — Никлас нагнулся к лицу старика и, глядя в глаза, сказал разборчиво и ясно: — Эта земля принадлежит королю. Когда Мариус узнает, что мы открыли тут лавку беспошлинной торговли, нас обяжут подписать Домениальный свиток, и мы будем платить налоги. Лично я не хочу иметь над головой никого, кроме Нисмасса.
Это была чистейшая правда. Не любил он господ, особенно тех, кто говорил «как надо делать» и с восемнадцати лет менял профессии как зубочистки. Успел побывать проспектором, моряком, тюремным надзирателем, дубильщиком и даже контрабандистом, пока не нашел призвание в охоте. Подходил к концу его четвертый десяток. Как и многие охотники, он имел когда-то дом, родителей и работу, но тридцать лет назад, подобно святому Хильгеру, променял все это на лук, колчан стрел и свежий воздух. Вдали от смрада и суеты больших городов ему открылся мир природы. Покинув родной Данвилл, он поработал немного в Тайрунских горах, потом в борфордской охотничьей общине, а затем стал путешествовать по свету, пока двенадцать лет назад не отважился переплыть Старое море. Так он и оказался на этом диком острове, который вскоре стал ему домом.
Он и рад был бы вовсе не ездить в Готфорд, живя в глуши наедине с самим собой и воспоминаниями, но на мясе и воде долго не протянешь. Возможно, когда-нибудь он покинет и этот лагерь, поселится в одной из теплых пещер на утесе близ города и проведет остаток лет, как и подобает старику — в одиночестве, слушая ветер в кронах деревьев и любуясь со скал садящимся в море солнцем.
— Ты не охотник, Кэрк, — задумчиво произнес Никлас, положив в рот новую порцию ягод. — Не обижайся, старина. Жизнь на ферме сделала тебя расчетливым и дальновидным, но отнюдь не свободным.
— Я говорю о самосохранении, — гудел старик, почесывая щетину на лице. — Какая разница, охотник ты, крестьянин или горожанин. Вам дорога собственная шкура? Ты бандитам то же самое будешь петь, когда они придут и посадят тебя на кол?
— Для них у меня есть песня помелодичнее, — ответил Никлас и, сложив губы трубочкой, издал звук, похожий на свист летящей стрелы. — Хватит смущать остальных. Мы оставили тебя старейшиной, чтобы ты помогал считать золото и за товарами следил, а не превращал лагерь в торговую гильдию. Бери пример со своего сына. Он от тебя отличается…
— Что-о-о? — протянул старик, позволив голосу постепенно перейти в вой.
От усталости Никлас забыл главное правило в общении со старостой. Забыл, что старик моментально выходит из себя, когда кто-то упоминает достижения сына. Кэрк и теперь не стал стесняться в выражениях. Вскочив с лавки, он волком глянул на него. По одной только дрожащей полоске губ на сморщенном лице можно было догадаться, как взбесило его это сравнение.
— Мой сын, — с жаром начал седовласый, — до сих пор ничего не сделал правильно. Он портит мясо при разделке. Неумел! Не может уследить за подсадным животным. Нетерпелив! Так и не научился правильно ставить и использовать капканы. Безрук! Чем же он отличается, хотел бы я знать? Тем, что притащил гримлака, в шкуре которого больше дырок, чем в решете?