Говори со мной по-итальянски
Шрифт:
Приложив локоть к оконной раме, рукою касаюсь лба.
— Не понимаю, зачем мы вообще говорим об этом, — не подозревая ничего плохого, высказываюсь я.
Мне подумалось, что есть маленький шанс провести остаток дороги в молчании, но Лукас с силой бьет по свободной части сидения между нами, заставляя меня передернуться.
— Да что непонятного? — ревет он, чем действительно пугает.
— Ты всегда будешь помнить, какой я подонок. Ты никогда не сможешь принять меня. Ты так и будешь сравнивать и, в конце концов, выберешь того, кто лучше,
Пробка понемногу рассасывается, «Тойота» медленно набирает скорость. Я пытаюсь понять, что говорить дальше.
Делаю глубокий вдох, перевожу взгляд на собеседника, который до ужаса ожесточен. Переживаю за водителя, что нередко смотрит в зеркало дальнего видения, и если Лукас начнет всерьез бушевать, тот может вызвать полицию.
— Пожалуйста, — произношу негромко, пальцами пройдясь по его непослушным русым волосам, чтобы успокоить. Мы оба знаем, что ему и так досталось прошлой ночью от копов. — Не нужно быть настолько уверенным в своих представлениях нашего будущего. Ты сейчас разрушаешь то, что я построила.
Понадобилось много сил, терпения, истязающих мыслей, бессонных ночей, чтобы понять — я должна отпустить тебя.
Того Лукаса из прошедших дней. Я принимаю того Лукаса, который встретился мне в настоящем.
На мгновение показалось, что его глаза слезятся, но он вдруг плотно их закрывает. И когда распахивает вновь, после нелегкого, мучительного вздоха, предпочитает взглянуть на меня. Я улыбаюсь, потому что хотела этого. Ждала этого.
Автомобиль в заторе опять тормозит. Я пользуюсь случаем, приближаюсь к Лукасу и губами касаюсь красивых, четко очерченных скул. Он задерживает дыхание, а потом я целую его, всю свою боль, все свое желание вложив в этот, вовсе не длинный, поцелуй, но достаточно горячий, чтобы мы, посмотрев друг на друга впоследствии, ощутили тяготение и эмоциональною привязанность между нами.
— Вообще-то ты обещал отвезти меня домой, — слабо протестую я, выходя из такси вслед за мистером «Я из Англии».
У Лукаса, наконец, веселый настрой. Я вижу это по ясно голубым глазам, в которых плещется мальчишеское озорство.
— Все правильно. — Он, улыбаясь краешком губ, машет ладонью в сторону входной двери. — Я лишь не уточнил, к кому именно мы поедем: к тебе или ко мне…
Засунув руки в карманы ветровки, Блэнкеншип ожидает меня у низкой крылечной лестницы. Он внимательно оглядывает мои ноги, поднимаясь все выше и выше, отчего я реально смущаюсь. Ощущаю, как щеки заливает краской. Мне нравится видеть, как шаловливый Лукас превращается в чувственного, соблазнительного. Он умеет заводить лишь одним распаляющим взглядом.
— Ты же знаешь, — сглотнув, я продолжаю, стараясь оставаться разумной, — у меня сегодня занятие с Кианом.
— Для этого я тебя сюда и привез. Он пока в школе.
Обернувшись, Лукас подмигивает и в мгновенье ока взбирается на крыльцо.
— Я хотела принять душ…, - говорю, вздернув бровью и подхожу вместе
— Примешь душ в моей личной ванной, — оповещает парень, переплетая нежно наши пальцы. — Наденешь мою толстовку…, — произносит он совсем тихо у моего уха.
Я слегка отталкиваю его, не в силах сдержать улыбку.
— Мне будет неудобно перед твоим младшим братом.
Прежде чем вставить ключ в замочную скважину, Лукас отмечает:
— Перестань. Он хочет, чтобы мы начали встречаться.
— Правда?
— Нет, — хмыкает Блэнкеншип. — На самом деле, этот мелкий засранец мечтает занять мое место.
Парень все-таки не успевает воспользоваться связкой.
Зажимает ее ладони, отведя ту в сторону, когда неожиданно дверь перед нами открывается. На пороге — лучезарная, улыбающаяся Исабэл.
— Ева! — она мгновенно распахивает объятия и притягивает меня к себе.
В действительности, после нашей депрессивной беседы с Лукасом, которая, похоже, окончилась на позитивной ноте, мне просто необходим такой жест.
Я рада, что Исабэл итальянка. Потому что, будь эта женщина британкой, к примеру, я бы не дождалась от нее эмоций и такого приветливого отношения. Она, словно город, на который никогда не опускается ночь. Не знаю, заметила ли Исабэл, что я обнимаю ее крепче положенного. Надеюсь, не станет думать обо мне ничего странного.
— Ты не поверишь, но я скучала по тебе, — признается Иса, отодвигаясь и блаженно вздыхая.
Она может не догадываться, но и я тоже. Очень.
Мачеха Лукаса кидает в пасынка сердитые взгляды. Я откашливаюсь в кулак, желая не вмешиваться в их семейные дела.
— Buоn ротегiggiо, mаmmа[3],- говорит ей Лукас упавшим голосом.
Он безрадостен, поджимает губы, смотря на Ису. Мне жаль его. Он не хотел напиваться и садиться за руль. Если подумать, часть моей вины тоже есть в этом.
— Ah! Cоте ufficiаlmеntе[4]! — негодует Исабэл, сощуривая большие карие глаза, обрамленные воистину длинными ресницами.
Это очень красивая женщина, не только добрая и радушная.
— Прошу тебя, Лукас, не называй меня матерью лишь потому, что знаешь, насколько твоя провинность недетская.
Он опускает голову вниз, снимая с себя ветровку, и вешает ее на плечики в гардеробе. Подходит к Исе, которая сложила руки на груди в ожидании ответа пасынка. Он становится позади нее и обхватывает руками за плечи, притискивая к груди.
— Я называю тебя мамой, — мило, так нежно изрекает Лукас, — потому что люблю тебя. Другой причины нет.
Я бы точно позволила себе растрогаться от сцены, развернувшейся передо мной, но воздерживаюсь. Мне нравится смотреть, как строгое выражение лица Исабэл уступает счастливой улыбке. Она, может быть, невольно, однако же, кладет свои маленькие ладошки на мощные запястья Лукаса и потирает их ласково, принимая от него всю ту любовь, которую он способен ей дать. А я знаю, что в его сердце много любви.