Говорит и показывает. Книга 3

Вячеславовна Татьяна

Я вышел с кухни, в простенке к передней у нас был чулан, запертый на ключ, где и стояли у меня бутылки со спиртным.

– Ты что? С чего это?

– С того самого, – мрачно пробормотал я. – Спрашивает ещё… Что выпить-то хочешь?

Маюшка подошла ближе, входя за мой в чулан.

– Вон ты как тут всё… я и не замечала, думала шкаф и шкаф, – сказала она, разглядывая чулан из-за моего плеча.

– У меня и холодильник есть.

– Что, и брют есть?

– Обижаете, деушка. Есть, что хочешь. И крепкое, и игристое, и десертное и

семидульче… Только к шампанскому надо было и закуску приобресть, – хмыкнул я.

– Кто ж знал, что посреди ночи выпить захочется…

Я открыл холодильник, где в морозилке лежали бутылки с водкой, а на полках шампанское, сухие и полусладкие вина. Всякие виски и текилы с коньяками и ликёрами стояли просто по полкам шкафа, ключ от него я хранил тут же в чулане на гвозде.

– Так не слишком и запираешь-то, вон ключ, – сказала Маюшка, когда я, достав бутылку, закрыл свои припасы и повесил ключ на место.

– Так пока буду брать его, в скважину всовывать, глядишь и опомнюсь…

– «Опомнюсь»… – она посмотрела на меня. – Пошли, сходим в магазин? Купим закуски, какую-нибудь клубнику или икру…

Я улыбнулся:

– До метро почти придётся тащиться. Все окрестные, с тех пор как запретили продавать спиртное после десяти вечера, позакрывались.

– Вот и проветримся.

И мы вышли на улицу, холодную, февральскую. Ветер сразу набросился на нас, едва мы вышли из арки, ведущей из нашего двора на улицу.

– Ох и холодрыга, лучше бы в постель затащила старичка, чем по улицам таскать за какими-то клубниками, – шутливо проворчал я.

– Шапку надо надевать, старичила! – засмеялась Маюшка, нахлобучив на мою голову капюшон.

– Ты мне нос ещё шарфом завяжи, как маленькому, – засмеялся я, поправив длинные волосы, брошенные капюшоном вперёд.

Маюшка взяла меня под руку, и мы пошли вдоль улицы, поддерживая друг друга на скользком тротуаре. Очистили хорошо, но с вечера было сыро, а теперь прихватило морозом и скользит. Настоящая ледяная глазурь.

– Говорят, ледяные дожди скоро станут нормой для Москвы.

– Нормы становятся всё ужасней… – засмеялась Маюшка.

Перед перекрёстком резко затормозила какая-то спортивная машина, едва не сбив нашу парочку.

– Вот же!.. – мне захотелось выругаться. – Сядут эти гламурки за руль…

– Ты разглядел, кто там за рулём? – удивилась Маюшка

– Разглядел, баба в макияже, – ответил я. – Пошли скорее, иначе пить тебе я не дам, сразу в постель потащу, греться!

И мы почти добежали до сверкающего в ночи круглосуточного магазина. Внутри пахло кофе и свежим хлебом, как положено, хотя ни кофе здесь не варили и хлеб весь давно остыл, а свежий ещё не был готов, его спекут на рассвете. Но главное, здесь было светло и тепло. Мы расправили плечи, войдя, сняли перчатки и капюшоны. Накупили и клубники, и икры, и дыню как игрушечную, будто заранее, ещё на бахче, или где она там росла, разделённую на дольки, и винограда, оказался необыкновенно красивый кишмиш, как на

Брюлловском полотне «Итальянский полдень» и ещё много чего… называется, решила Маюшка выпить шампанского…

Наконец со всем этим мы быстрым шагом почти прибежали домой, потому что на обратном пути замёрзли ещё больше.

– Теперь водки надо, а не ледяного шампанского, – усмехнулся я, с удовольствием ополаскивая фрукты, запустив руки в горячую воду.

Маюшка обняла меня сзади, протянув руки под горячие струи тоже, и прижавшись щекой к моей спине.

– Как я люблю тебя, милый, если бы ты знал… – выдохнула она.

Я вздохнул, улыбаясь:

– Это я тебя люблю, – и взял её руки в свои. – Уйдёшь от Юргенса ко мне?

Она кивнула:

– Да, Ю-Юша, – прошептала моя Маюшка. – Только…

Я обернулся:

– Только не говори, что ещё ждать надо чего-то…

– Ю-Ю, только год. Пусть отучатся хоть семестр на первом курсе, это самое сложное время, ты же знаешь, а лучше вес первый курс…

Она с ума меня свести хочет?

– Только год? Ну да! Потом – пусть женятся… А там внуков в школу поведём… Май! – рассердился я.

Она вздохнула, отошла от меня, вытирая мокрые руки полотенцем, и опустив глаза. И села за стол:

– Вина-то дай уже! А то по морозу таскает, специально ничего вкусного не заготовил… а потом сразу прижимает к стенке… – сказала она, ещё пытаясь улыбаться, пытаясь перевести всё в шутку.

Я открыл бутылку быстро и легко, дымок закурился над горлышком, предваряя напиток. Вдова Клико хорошее, лёгкое шампанское, от него никогда не болит голова, даже, если упиться…

Маюшка подняла бокал с играющим в нём вином:

– За тебя, мой дорогой… Обещаю, только дети окончат первый курс я перееду к тебе. Если ты не против. За год я подготовлю их к этому, и Вальтера тоже…

– Э нет! – воскликнул я. – Вальтера твоего готовить нельзя, он немедля придумает что-нибудь, чтобы снова удержать тебя. Не сдавай ему козырей заранее.

Маюшка выпила шампанского немного, поставила бокал на стол, на запотевшем боку проступили следы её пальцев, в которые было видно, как цепочки пузырьков поднимаются ото дна.

– Как сука поступить?

Я посмотрел на неё, она побледнела, глаза под тенью ресниц. Губы поджала.

– Ты так поступила девятнадцать лет назад, теперь верни всё на круги своя. Если только ты не врёшь, что…

– Вру? В чём это?! – непостижимым образом сверкнув глазами, произнесла Маюшка.

На кухню медленно вошёл косматый чёрный Юрик. Он давно уже прекратил таскаться по крышам и большую часть времени спал в кресле или в постели рядом со мной, я даже думал, что он живёт так долго именно потому, что всё время пребывает в стране снов. Уж и перепуталось всё у него, почти летаргия…

Войдя, он тихо недовольно мявкнул, глянув на нас.

– Ну вот, деда Юру разбудила, – пробормотал я, вставая, чтобы насыпать Юрику корма, специально покупаю теперь для старичков.