Говорящий от имени мёртвых
Шрифт:
– Маленькие матери, - сказал он, - здесь, внутри, маленькие матери, они беременны. Они не более четырех сантиметров. Одна из них рожает.
– Ты видишь камушками?– спросила Эла.
– Аунда встала на колени рядом с ним, но ничего не могла разглядеть.
– Невероятный половой диформизм. Самки вступают в половую зрелость в раннем детстве, дают жизнь потомству и умирают.– Она спросила Хьюмана: Все эти маленькие некто снаружи дерева, все они братья?
Хьюман повторил вопрос Шаутер. Жена подошла к дереву и протянула руку к стволу недалеко от отверстия. Взяв довольно крупного младенца,
– Это молодая жена, - перевел Хьюман, - она будет помогать другим женам следить за детьми, когда вырастет.
– Только одна?– спросила Джейн.
Эндер вздрогнул и встал на ноги.
– Она бесплодна, стерильна, или они никогда не допустят, чтобы она имела потомство. С возрастом она уже не сможет иметь детей.
– Почему?– спросила Аунда.
– У них нет родового канала, - сказал Эндер.– Младенцы выедают свой путь наружу.
Аунда зашептала молитву.
Зато Эла казалась еще более заинтересованной, чем раньше.
– Очаровательно!– воскликнула она.– Но если они такие маленькие, то как они спариваются?
– Конечно, мы относим их отцам, - сказал Хьюман.– А вы как думали? Разве отцы могут прийти сюда?
– Отцы, - повторила Аунда.– Так они называют наиболее уважаемые деревья.
– Да, - произнес Хьюман.– Отцы выделяют сперму на кору. Они выделяют сперму вместе с соком. Мы относим маленьких матерей к тому дереву, которое выбирают жены. Они ползают по коре и сперма вместе с соком проникает им в живот и наполняет их маленькими некто.
Аунда молча указала на рудиментарные соски на животе Хьюмана.
– Да, - сказал Хьюман.– Это перевозчики. Самый уважаемый брат кладет маленькую мать на сосок, и она очень крепко держится всю дорогу к отцу. Он потрогал свой живот.– Это самая великая радость нашей второй жизни. Мы бы носили наших маленьких матерей каждую ночь, если бы могли.
Шаутер запела снова, теперь звук ее голоса стал громче и длительней. Дупло на материнском дереве начало медленно затягиваться.
– Все эти самки, маленькие матери, они ощущают что-нибудь?– спросила Эла.
Она произнесла слово, значения которого Хьюман не знал.
– Они проснулись, бодрствуют?– объяснил Эндер.
– Конечно!
– Что он имеет в виду, - поинтересовалась Аунда, - могут ли маленькие матери думать? Знают ли они язык?
– Они?– переспросил Хьюман.– Нет, они не разумнее кабр. Пожалуй, немного сообразительней, чем месизы. Они делают лишь три вещи: едят, ползают и прилипают, когда их несут. Те, что снаружи дерева, - они уже начали учиться. Я помню, как сам ползал по материнскому дереву. Значит, тогда у меня уже была память. Но я один из немногих, которые помнят это.
Неожиданно на глаза Аунды навернулись слезы.
– Все эти матери, они рождаются, оплодотворяются, дают жизнь потомству и умирают. И все в раннем детстве. Они даже не осознают, что они живые.
– Половой диморфизм бывает чрезвычайно нелеп, - сказала Эла.– Самки достигают половой зрелости в очень раннем детстве, а самцы очень поздно. Смешная ирония жизни, что самки, доминирующие над всеми, бесплодны. Они управляют целым родом, но не могут передать собственные гены...
– Эла, - обратилась к ней Аунда.–
Эла не дали шанса ответить. Эндер взял обеих за руки и притянул к себе.
– Какое вам дело!– зашептал он.– Что, если они отыщут способ для человеческих девочек зачать и вынашивать ребенка, который будет развиваться в хрупком и неразвитом детском чреве?
– О чем вы говорите!– воскликнула Аунда.
– Это болезненно и опасно!– присоединилась Эла.
– Мы пришли сюда не подрывать древние устои их жизни, - сказал Эндер.– Мы пришли сюда утвердить мир между нами. Пройдет сотня, пять сотен лет, когда они достаточно переймут у нас знаний, чтобы быть готовыми изменить себя, только тогда они сами должны решить, менять или не менять способ зачатия и вынашивания детей. Мы даже не догадываемся, что может произойти с ними, когда вдруг одинаковое количество самок и самцов достигнут своей зрелости. Зачем все это? Они не смогут больше иметь детей, так? Они не смогут состязаться с самцами в перевоплощении в отцов, так? Тогда зачем они?
– Но они умирают, даже не осознав, что жили...
– Они такие, какие они есть, - сказал Эндер.– Им решать, менять свой жизненный цикл или нет, но не вам. Мы не должны судить по всему со своей колокольни, стараясь сделать всех счастливыми на свой манер.
– Вы правы, - сказала Эла, - конечно, вы правы, извините меня.
Для Элы свиноподобные не были людьми, они были необычной чуждой фауной. И Эла стремилась обнаружить отличия от человеческой модели жизни. Но Эндер видел, что Аунда по-настоящему огорчена. Она делала акцент на ременов: она думала о свиноподобных как мы, а не они. Она принимала их странное поведение, как должное. Даже убийство отца она рассматривала, как допустимую норму чужеродности. Это означало, что она была более терпимой и благосклонной к свиноподобным, чем могла быть Эла. Однако это делало ее более уязвимой к жестокому, животному поведению ее друзей.
Эндер заметил, что проработав долгое время со свиноподобными, Аунда переняла одну из их привычек: в момент сильного волнения ее тело деревенело. Поэтому он вернул ей человеческий облик, взяв ее за плечи отцовским жестом и сжав ее.
Аунда слегка вздрогнула от его прикосновения, затем нервно улыбнулась.
– Вы знаете, о чем я сейчас думаю?– сказала она.– Маленькие матери рожают детей и умирают некрещенными.
– Если епископ Перегрино договорится с ними, - сказал Эндер, возможно они разрешат нам окропить святой водой нутро дерева и произнести молитву.
– Не дразните меня, - сказала Аунда.
– И не думал. На сегодня мы попросим их изменить свое поведение, чтобы мы смогли ужиться с ними, и это все. Мы тоже должны будем измениться, чтобы они смогли жить рядом с нами. Надо будет согласиться с этим, либо изгородь вновь разделит нас, потому что тогда мы будем угрозой их существованию.
Эла кивнула, соглашаясь с ним, но Аунда снова одеревенела. Внезапно пальцы Эндера с силой вцепились в плечо Аунды. Испугавшись, она тоже послушно кивнула: он ослабил свою хватку.