Грабеж средь бела дня
Шрифт:
– Я вот так вот на него взгляну!
– хвалилась Милка.
– И все! Отпад! Завертится как миленький!
– Не надо, чтобы вертелся, - уточнил я.
– Надо, чтобы он заснул. Как в тот раз.
– Заснет!
– злорадно воскликнула Милка.
– Как миленький! Три года будет спать, жулик! Как спящая красавица.
– Не надо три года, - испугался Алешка.
– Три минуты надо.
– Всего-то?
– огорчилась Милка.
– Стоило меня из-за такой ерунды…
– Все, - пресек я ее выступления.
– Пришли.
Возле подъезда стояла знакомая
Мы с Алешкой на всякий случай остались в приемной, где не работал телевизор, но шустро бегали по его экрану рыжие таракашки, а Милка, стукнув в дверь, вошла в кабинет.
– Здравствуйте, - сказала она.
– Вы в тот раз меня не очень закодировали. Давайте попробуем… - Дальше мы почти ничего не разобрали, потому что она закрыла за собой дверь.
Но мы тут же прижались к ней (к двери) ушами. И услышали журчащий, такой баюкающий Милкин голос:
– Какой вы симпатичный, доктор… У вас такие красивые глаза… Они такие сонные… Такие мутные… Вам так хочется спать… Спать… Спать… Спать… Вам тепло, уютно… Как младенцу в коляске…
Тут мы услышали, как в кабинете что-то два раза упало. Один раз мягко, а другой - со стуком.
– Прошу!
– Милка распахнула дверь.
– Готово!
Мы вошли. Картина была знакома. Упавший стул (со стуком). Упавший на пол (мягко) гипнотизер с бандитским уклоном. На этот раз он устроился спать поудобнее, даже сложил ладошки под щекой. И посапывал, как младенец в коляске. Будто сосочку сосал.
– Готов!
– повторила гордая Милка.
– Диктуйте.
И я, наклонившись к поверженному гипнотизеру, стал ровным и монотонным голосом внушать ему, что он должен сделать, когда проснется. Я старался говорить точно так же, как и он своим пациентам - строго, повелительно, разборчиво и четко. Что я ему «надиктовал», станет ясно чуть позже.
– Все, - шепнул Алешка, когда я закончил «кодирование».
– Буди.
– Наелся!
– крикнул я Орлянскому в самое ухо.
Он вздрогнул, открыл глаза. Встал. Поморгал глазами и сказал:
– Ага!
– и удивленно, каким-то пустым взглядом посмотрел на нас. Мол, что вам тут надо?
Мы ему помогли.
– Нам бы по физике гипноз получить, - залебезил я.
– Контрольная завтра… - Некогда, - отрезал гипнотизер.
– Смываться надо. В другой раз. Менты на хвосте.
И он схватил телефонную трубку. Набрал номер.
– Стас? На нас менты вышли! Звони всем! Пусть забирают все барахло и бабки. И - ко мне. Тачка у подъезда. Рванем на дачу. Отсидимся. Все понял? Действуй.
Мы вышли и тихо прикрыли за собой дверь.
У подъезда, напротив «Газели», на газоне, стояла полуразрушенная стенка снежной крепости. Мы укрылись за ней и стали ждать.
Получится или нет?
Не успели мы замерзнуть, как поняли - получилось!
Первым примчался громила Стас с двумя большими сумками и с одной маленькой. В большой, наверное, были краденые видаки и маги, а в маленькой - рубли и баксы. За ним прибежал Жучков, тоже
Тут выбежал из подъезда и сам господин Орлянский. Тоже с вещами. Жулики быстро распахнули заднюю дверцу фургона, покидали туда вещи и забрались сами.
Вид у них был испуганный и растерянный. Но жалости мы не испытывали. Только вполне простительное злорадство.
– Я вас запру, - сказал гипнотизер, - будто ценный груз. У меня для гибэдэдэ путевка есть. В ней написано, что я везу бараньи шкуры.
– Бараньи головы!
– хихикнул чуть слышно Алешка.
Орлянский захлопнул дверцы и запер их. Сел за руль и повез свои бараньи головы прямо в ближайшее отделение милиции. Как и было ему предписано внушением под Милкиным гипнозом.
Глава XIXПОСЛЕДНИЕ РАЗБОРКИ
Отделение милиции в нашем родном микрорайоне. Где все рядом, все под рукой. Бассейн, колдуны и маги, жулики и милиционеры.
К воротам, у которых стоит замерзший сержант с автоматом, подъезжает фургончик «Газель». Водитель высовывает рыжеватую голову в окошко:
– Отворяй, служивый! Обед привез.
Ворота распахиваются. Водитель вылезает из кабины.
– Принимай, сержант. Доставил в целости и сохранности. Всю организованную преступную группу, которая совершала дерзкие квартирные кражи. А на меня прошу оформить явку с повинной.
Сержант балдеет.
Когда мы вернулись домой с сознанием выполненного долга, папа уже почти все знал. Во-первых, ему позвонил счастливый участковый, уверенный в том, что преступники шибко его испугались и предпочли сдаться без боя.
А во-вторых, мама обнаружила нашу «подслушку», которую мы впопыхах забыли отключить. Она вошла в нашу комнату и услышала папин голос - он разговаривал с кем-то по телефону. Голос приглушенно доносился из-под Алешкиной тахты.
Мама сначала ужасно испугалась. Ну еще бы! Полковник милиции, ее родной муж, разговаривает по телефону под тахтой! А потом, обнаружив «подслушку», ужасно рассердилась. Папа тоже.
А когда мы ему все рассказали, он рассердился еще больше. И стал нас отчитывать.
Но Алешка живо его переговорил. Он напомнил папе о всеобщем гражданском долге и намекнул, что если бы все граждане, как мы… А не так, как некоторые сержанты Козловы…
Ну тут уж папин гнев вошел в должное русло!…
Закончив свою яростную речь, папа позвонил в наше отделение милиции и речь свою продолжил. Правда, без особых эмоций - как-то сухо и деловито, как настоящий полковник. Навел, словом, порядок. А потом он безжалостно выдал нас нашему подполковнику - директору школы. Тот, как нам стало известно, пообещал принять к нам самые строгие воспитательные меры, но тем не менее не смог скрыть некоторого в наш адрес одобрения. Тоже настоящий подполковник.